Второе заседание. Обсуждение пробных статей о языке персональности у И.А. Ильина (И.И. Евлампиев) и в русском консерватизме (А.П. Козырев)
Н.Плотников: У нас есть две показательные статьи. В работе, посвященной Ильину, больше внимания уделено синтезу, концептуальной конструкции понятия личности. А в статье о консерватизме более заметна аналитическая тенденция.
И.Евлампиев: Сложность, конечно, в лаконизме формулировок, чтобы ничего не утратить. Это специфика словарной работы. Ильин вообще благодатный для нас автор, тема личности для него актуальна во все творческие периоды. Но как отразить при этом изменения концепции? В данной статье получился черно-белый монтаж: раннее – позднее. Кроме того, он охотно обращается к немецким источникам. Я сознательно не акцентировал особое внимание на понятиях субъекта и «Я», поскольку для нас особенно значимо понятие личности, мы так договорились. Человек для Ильина абстракция, личность более конкретна. В поздних периодах его творчества наблюдается тенденция к господству понятия личности.
И.Левонтина: В этой статье не хватает ткани языка. Автор знает Ильина, но как живет язык у самого Ильина? Парадигматические и синтагматические связи выявлены. Можно ли снабдить текст конкретным анализом? При этом не обязательно жертвовать цельностью концепции, но в подборку цитат надо инкорпорировать анализ.
Н.Плотников: Существует проблема объема.
В.Куренной: Можно сократить общие вещи, но обогатить конкретикой. Кроме того, сомнительно перечисление влияний, которым подвергался Ильин, без отсылок к источникам. Возникает также вопрос, в каком смысле понятие субъекта у Ильина подчинено понятию личности? Хотелось бы еще отметить разрыв между концептуализацией и иллюстративным материалом, цитаты из Гегеля не всегда уместны.
Г.Гусейнов: У проекта удачное название, мы можем дистанцироваться от авторского употребления понятий. На концептуальном уровне можно больше использовать понятие персональности. Это понятие не затерто, нейтрально в русском философском языке.
Н.Плотников: Персональность – термин описания.
И.Евлампиев: Я хочу сказать, что Ильин – человек барочный, по определению Бердяева. Он любит использовать разные термины через запятую. А при анализе других философов – подстраивается под их дискурс.
И.Левонтина: Так это и надо показать.
И.Евлампиев: Но это менее важно, чем концептуальный уровень.
М.Бобрик: Важны отсылки к немецким источникам, какие немецкие термины составляют фон его концепции? Это надо дать в примечаниях, отсылках.
Н.Плотников: Действительно, интересно, какие элементы немецкой философии вплетаются в его концепцию, как при этом меняется его собственный язык?
И.Евлампиев: Такой нюанс – многие критики Ильина отмечали, что, даже превращаясь в православного философа, он продолжает использовать гегелевские термины Субстанция и Предмет – с большой буквы.
А.Козырев: Объем этой статьи слишком мал. Ильин не менее значим, как философ, чем Булгаков. Может, дать меньше историко-философских пояснений, – где учился; не так подробно рассказывать о влияниях? Атрибуты понятия личности следует показать в цитатах – более отчетливо. У Ильина есть работы, написанные по-немецки, это бы исследовать. Общее впечатление от статьи хорошее. Отдельная подборка цитат интересна, то есть, многое остается за пределами статьи.
Н.Плотников: Хорошо бы все подборки цитат поместить на сайте. А в статьях, может, делать вводный историко-философский абзац? Можно также выделить наиболее существенные тенденции в изменении основных значений, которыми Ильин наделяет интересующие нас понятия, а во второй части дать анализ на материале цитат.
А.Хаардт: Не следует только сбиваться на чистые биографические сведения.
Н.Плотников: Понятие личности как отдельный концепт зафиксировано в большей части статьи. Важно показать, как оно специфицируется, в каких словосочетаниях используется, обратить внимание на ключевые эпитеты.
А.Алешин: Проблема в том, что слова личность, персона – не завербованы исключительно философией. Когда мы толкуем о самосознании, о вменяемости, мы подбираем соответствующие формулировки. В отношении этого предмета возможны и мириады других слов.
В.Куренной: Сам подход к анализу дискурса подразумевает невозможность рассматривать сущность, игнорируя словоупотребление.
М.Бобрик: Если контекст, к примеру, связан со Штирнером, то должен быть и фон – терминология самого Штирнера.
А.Алешин: Использование любого слова связано с множеством обстоятельств. Язык может и скрывать. Мы не освободимся от того, что называется интерпретацией.
Н.Плотников: Мы уже договорились, – есть лингвистический подход с конкретным языковым материалом и философский подход, который связан отчасти с интуитивной концептуализацией. Любая идейная сущность выражена в языке, и это составляет предмет нашего анализа.
А.Бикбов: Исторический и лингвистический ходы уже будут закрыты, если заботиться только о концептуальной сути. Мы должны пытаться работать и с набором случайностей, отклонений. От этого зависит и структура статей. Если у Ильина терминологический ряд не фиксирован, это надо отмечать, как характерную черту.
Г.Гусейнов: Нужно все же разводить эти омонимы, – что подразумевает под понятием личности Ильин, и что автор статьи?
А.Алешин: В статье идет разговор сначала о личном Духе, который подчиняет душу, потом уже о личном Духе вне связи с душой – это противоречие надо пояснять. В целом характеристика Ильина на философском уровне особых замечаний не вызывает. Но у Ильина лексемы персональности участвуют и в политических и в правовых контекстах. Эти контексты делают его более конкретным, он не должен подаваться слишком абстрактно. Ильин страстный публицист.
И.Евлампиев: За рамками статьи осталась и его, так сказать «советская критика», но все невозможно охватить.
Н.Плотников: Над объемом мы подумаем. Предлагаю теперь перейти к обсуждению статьи о консерватизме.
А.Козырев: Данная статья – первый приступ к тому, что должно получиться. Вообще, это представляется несправедливым – 20 тыс. знаков на консерваторов и столько же на тусклую либеральную традицию. В статье исследуются труды Астафьева и Леонтьева. Астафьев – фигура, безусловно, философская. Остальные авторы, упомянутые в структуре, к философам не относятся. Разве что Тихомиров отчасти. Катков по типу деятельности публицист, Страхов тоже больше политический публицист. Астафьев – крайне интересная фигура, набор его тем – от онтологии до философии права. Он даже эстетикой занимался. В каждом из этих направлений есть элементы рефлексии над понятием личности. Другой пласт – эпистолярное наследие Леонтьева. Позиции у них во многом совпадают. Есть общее поле для философского консерватизма. Это проявляется и в отношении к человеку. Контекст употребления понятия личности пестр, интересен, хотя и не всегда подвержен отчетливой рефлексии. Возможно, подборка цитат слишком велика, но это для размышлений. Хотелось бы еще привлечь Тихомирова, остальных – по ситуации. Чему же отдавалось предпочтение – непосредственно философскому анализу или исследованию контекстного, эпистолярного, обыденного языка? Я шел по второму пути, но результаты, думаю, будут сходными. Пожалуй, можно объединить некоторые раздробленные в статье позиции атрибутов личности.
И.Левонтина: «Словоупотребление понятия» – это противоречие. В цитатах речь зачастую идет о личном, а не о личности, это разные вещи. Хотелось бы разграничить контексты, что являлось привычным словоупотреблением, а что было авторской спецификой? Что значит, быть «лично добрее»? Существовала ли тогда, например, конструкция «лично храбр»?
А.Козырев: Персоналистический язык в этой традиции очень ярок. Но доказывать это – подвергать себя упреку в оценочной позиции.
И.Левонтина: Надо смотреть по контекстам. Как ассоциируется понятие в рамках какой-либо авторской системы? Кстати, эпитет «великая» по отношению к личности не обязательно употребляется в позитивном смысле.
А.Козырев: Здесь важно учитывать еще и эстетический, а не морализаторский момент. Леонтьев – эстетический писатель и мыслитель. «Великая» – выразительная личность, хорошо это или плохо. Следует еще привлечь художественные произведения Леонтьева, посмотреть, как менялось его мировоззрение.
Н.Плотников: В статье одиннадцать аспектов понятия личности. Я насчитал три блока: собственно ядро понятия; коннотации значения, например, исторические; тематическая область приложения этих значений – религиозная, бытовая, философская. Отличается ли религиозное понятие личности от понятия индивидуальности в нейтрально-философском смысле?
А.Козырев: Это различные углы зрения, модусы осмысления термина.
Н.Плотников: Это вопрос по структуре статьи. Выделять ли блоки? Имеем ли мы дело с контекстуальными оттенками или с разницей значений?
Г.Гусейнов: Важна возможность говорить о конкретных цитатах. Скажем, в пункте пять эпитет «личное» употребляется в контексте, связанным с религией. Но у слова «личное» имеется и обыденное значение. Действительно ли в этих контекстах первичен религиозный смысл? Мне кажется, это говорится здесь в обыденном смысле, личное – как мое собственное. Где точка, за которой словарь обыденного языка переходит в философский дискурс?
В.Куренной: Сама постановка проблемы предполагает, что есть особый дискурс персональности в рамках консерватизма. Но это не факт. Есть ли у консерваторов действительно особый дискурс персональности?
А.Козырев: Значение собственного в сфере частной жизни и в религиозном плане – для консерваторов разные пласты. Но возможно, что у них и нет особого дискурса персональности.
И.Левонтина: Он есть, дискурс это не только терминология.
В.Куренной: Я не говорю об отсутствии специфики, но можно ли обозначить ее как консервативную?
Н.Плотников: Чтобы это определить, важно исследовать частоту употребления данных понятий. Существенно также поле дискуссии, благодаря ему возникают более отчетливые дефиниции.
И.Левонтина: Важные свойства понятий и слов выявляются и вне авторской рефлексии, в непроизвольном употреблении.
А.Алешин: Основное замечание – несоответствие пояснений и цитат. Описание зачастую оказывается формальным. Третий пункт, например. Там можно найти все, что угодно.
А.Козырев: Там видно, что в модус личности входит аффект по отношению к Другому.
И.Евлампиев: Список избыточен, многие пункты совпадают. Но многие и противоречат друг другу. Ясно, что речь идет о многообразии личности. Поэтому необходима общая выстроенная концепция по поводу понятия личности у исследуемых авторов. Возможно ведь и случайное словоупотребление.
Н.Плотников: Главное – избегать решения вопросов, что такое личность вообще.
А.Козырев: Моя исследовательская установка – ничего случайного не бывает, если автор употребил определенное слово, к этому надо относиться как к сотворению мира.
А.Бикбов: Я хотел бы выступить в защиту дробной классификации, которая предлагается в статье. Надо идти по пути более тонкому, пути уточнения. Например, в пятом пункте действительно не совсем ясно, характеризует ли эпитет «личное» религиозное переживание или лишь обозначает принадлежность к собственному? Раздел одиннадцатый можно объединить с пятым.
А.Алешин: Дело не в перечислении контекстов, а в содержательности классификации.
А.Козырев: Цитаты вообще вторичны, для словарной статьи можно было бы оставить только пояснения.
Н.Плотников: В целом необходимо стремиться отчетливо представлять соотношение отрефлектированного и обыденного словоупотребления; еще поразмыслить над разбивкой пунктов; прояснить вопрос о специфике собственно консервативного дискурса; различить дефиниции "личного" и личности... Предлагаю перейти к обсуждению статьи профессора Хаардта о Франке.
Документ изменен: 15:16 31.01.2006
