Ссылка: http://dbs-lin.ruhr-uni-bochum.de/personalitaet/ru/index.php?cp=document&id=217
Новый участник обсуждения: проф. А.Шпрёде
А.Хаардт: Сегодня мы начинаем с обсуждения статьи, посвященной славянофилам.
А.Алешин: Я старался руководствоваться предложенными рекомендациями. У меня, правда, выпал дискуссионный контекст. Но эти дискуссии не были конструктивными, а являлись скорее способ размежеваться, что видно, на примере передовиц К.Аксакова в «Молве».
Н.Плотников: Но эти полемики славянофилов и западников, хоть и велись порой без отчетливой аргументации, являются источником, по которому можно проследить выбор понятий. В русский язык вводилось огромное количество новых терминов, в этом славянофилы упрекали Белинского. Но и сами они находились под влиянием немецкой философии, ее переводов. Мы не занимаемся исключительно исследованием идейных позиций, но работаем на уровне языка.
А.Алешин: Реализовать такие установки в данном случае невозможно. Материала наберется на пол страницы. Скажем, влияние Чаадаева на Киреевского представляет интерес, но в рамках словаря – вряд ли.
И.Левонтина: Тексты славянофилов изначально полемичны по отношению к Западникам. Ввести бы эту контрастность в текст.
А.Алешин: Это был спор систем ценностей, декларация различных символов веры.
А.Хаардт: Работа над словарем вписывается в проект русско-немецкого диалога. Хорошо бы реконструировать немецкий оригинал, выяснить, какие термины они употребляют. И надо иметь в виду смысловые различия одних и тех же понятий в прежнем и современном контексте. Сейчас, например, понятие Persönlichkeit обозначает «выдающаяся личность», но у Канта это нечто иное – moralische, physische Persönlichkeit. Необходима статься о семантическом поле персональности в ее развитии от конца 18-го столетия до 20-го века. Недостаточно просто ограничиваться ссылками, важно понимать экспликацию термина в исследуемый период. Есть ли у Киреевского разборы Канта, цитаты?
А.Алешин: Там ни одной цитаты, только общие толкования.
В.Молчанов: Интересно посмотреть письма Хомякова к Самарину, заметки по оставленным рукописям Киреевского.
Н.Плотников: Мне представляются неплодотворными проведение «параллелей» или констатирование «близости взглядов», например, Киреевского и Ф.Шлегеля. Одно дело, если речь идет о терминологическом источнике, другое, если просто о близости.
А.Алешин: Вообще, читал ли Киреевский Шлегеля это вопрос. У них скорее социокультурная близость. Славянофилы ограничиваются общими впечатлениями по отношению к немецкой философии, они далеки от академических стандартов. Можно говорить лишь о параллелях, поскольку факты прямого влияния сомнительны.
А.Бикбов: Статья представляет собой историко-философское исследование. В конечно счете, было бы интересно доказать наличие параллелей с цитатами понятий, разбором их смещений. Но от истории идей надо перейти к истории понятий, работать с языком. Это технически возможно на данном материале?
А.Алешин: В случае славянофилов это чрезвычайно проблематично. Там системность иного типа. Она не носит характер философского, богословского или социально-политического построения. Там – все. Рассуждения о будущем России, об отношении к Просвещению. Это период конца классической философии, поиск подлинной философии.
А.Бикбов: Но именно эклектичность языка и может представлять интерес.
Н.Плотников: Дело не в философских системах, а в словоупотреблении.
И.Левонтина: Конечно, культура говорит не только смыслами, но, прежде всего, словами.
В.Куренной: В случае славянофилов действительно трудно установить источники влияния, это связано с культурой цитирования. Но это не отменяет необходимости фиксировать словоупотребление.
А.Хаардт: У Киреевского и Хомякова, по вашему мнению, система неотчетлива, влияния размыты. Что вы скажете о книге З.Каменского, посвященной славянофилам, он считает, что у их философии есть каркас.
А.Алешин: В некотором смысле, славянофильство – целостный утопический проект.
И.Левонтина: А откуда появляется понятие цельной личности?
А.Алешин: Прежде всего, из святоотеческой традиции. Бывают бессознательно воспринятые влияния, исследовать их – дело рискованное.
Шпреде: Проблема в противопоставлении истории идей и истории понятий, последняя вас смущает возможностью насилия над этими текстами. Действительно, требование точного слова сталкивается в данном случае с туманом философии. Но есть и промежуточные пласты текста – метафоры, сеть образов, лишенная терминологической отчетливости. Исследование этих пластов может многое дать истории понятий. Это, возможно, позволило бы выйти и на связь с немецкими философами.
В.Куренной: В самом деле, методологические дискуссии не должны быть слишком наивны, не надо придавать избыточное значение лингвистической стороне дела.
И.Евлампиев: У меня несколько суждений по части содержания. Возникает вопрос по поводу приоритетов исследования. Наиболее глубоким мыслителем для Достоевского, для его видения человека является Хомяков. Он оказал на Достоевского огромное влияние. У вас перекос в сторону Киреевского и Аксакова. Кроме того, для Хомякова особенно важна полемика с немецкими богословами. Это ведь наша тема. Он связан не столько с романтической традицией или с классической философией, сколько с богословием. Скажем, натурализация благодати это неклассическая идея, направленная против немецкого богословия. Здесь заключается ядро славянофильской концепции личности.
А.Алешин: Я не могу с этим согласиться. Киреевский был ведущей силой.
А.Козырев: Интересна книга Ф.Руло о славянофильстве, там понятие личности рассматривается применительно к патристической традиции. Можно обратить внимание на увлеченность любомудров Шиллером. Персоналистический дискурс патристики должен быть отражен в статье. Кроме того, есть места, где выражена ваша личная позиция, например, там, где речь идет о «неприятии персональности» славянофилами. Но это уже оценочная позиция, необходима сдержанность, тем более, мы не знаем, что такое персональность.
Н.Плотников: В работе отмечен ряд нюансов значений – подлинная личность, объединенная личность. Это все можно структурно выделить. Славянофилы иной раз употреблют понятие личности в противоположных смыслах: как начало замкнутости и как нечто возвышающее в единении. Именно в полемике славянофилов и западников впервые можно заметить массовое употребление понятия личность. Ранее это понятие встречалось разрозненно – у Пестеля, Радищева.
В.Молчанов: Действительно, можно уделять внимание и способу аргументации и метафорам. Статья, конечно, оценочна. И параллели с немецкими философами не очень удачны. Тогда надо отчетливо представлять, например, что понимал Кант под автономной личностью. У славянофилов действительно виден другой пласт языка – восприятие философии вне академической традиции.
Н.Плотников: Надо делать скидку на 30-е годы – студентов, ориентированных на восприятие научного знания, было немного даже в немецких университетах. Но это не главное. Важнее показать контраст по отношению к западничеству; проследить связи с немецкими и другими источниками влияний; возможно, указать текстовые параллели с немецким богословием; более отчетливо выделить аспекты значений персональности.
А.Алешин: Меня такие замечания не воодушевляют. Я не вижу возможности их реализации. Исследовать проблему влияний на языковом уровне здесь невозможно. Патристику я не затрагивал, считая, что она не является источником для работы в рамках проекта.
А.Хаардт: Слово Н.Плотникову, расскажите, пожалуйста, о вашей статье, посвященной Струве.
Н.Плотников: Прошу прощения, что текст представлен в виде наброска, но, по крайней мере, пунктирно намечена динамика изменений в значениях понятия личности у Струве. Корпус текстов, в которых проявляется семантическое поле персональности, у него незначителен. В его философии можно выделить три этапа, для которых характерны изменения значений понятия личности. Во-первых, ортодоксально-марксистское понимание личности, как абстрактной единицы, особи. Струве говорит в данный период о «ничтожной величине» личности с социологической точки зрения, с этим связана полемика марксистов и народников. Во-вторых, концепция либерального идеализма – попытка объединить абстрактные представления Канта о моральной личности с понятием индивидуальности у Ницше. И, в-третьих, консервативное понятие личности, разрабатываемое Струве после 1907-го года. Это веховский период, в котором личность фигурирует как обозначение некоего габитуса. Здесь заметна не столько этическая, сколько социальная и отчасти религиозная перспектива. Кроме того, происходит экстраполяция понятия личности на ряд общностей. Государство, нация, страна тоже вдруг оказываются личностями, – мистическими, соборными. В дальнейшем – в эмигрантских текстах происходит лишь варьирование прежних терминологических значений.
В.Куренной: Я хотел отметить, что самохарактеристика Струве зачастую оказывается аналитической категорией. И по поводу истоков и влияний – образ габитуса являлся общим местом задолго до Струве.
Н.Плотников: Конечно, габитус – не термин Струве. Он приводится, как некая диспозиция.
А.Алешин: Из текста неясно, говорите ли вы о том, что соборная личность – изобретение Струве?
Н.Плотников: Это можно пояснить, преемственность идет от Хомякова. Кроме того, я не успел осветить коммуникативный, полемический контекст.
В.Молчанов: Я бы не стал противопоставлять Канта и Ницше по поводу морали. Кроме того, ряд цитат требует пояснений. О Пушкине, например, или о «равенстве личности». Вы сводите все к понятию человека, это страница четыре. Но я сомневаюсь, что там в действительности подразумевается?
И.Евлампиев: Я хотел сказать о распределении материала. У вас основное внимание сосредоточено на ранних периодах творчества Струве. Но в сознании многих исследователей он, прежде всего, редактор «Возрождения» и «Русской мысли», знаменитый деятель белоэмиграции. Возможно, его положение в русской философии именно этим и определяется – идеями великой России, мистического государства. Он ведь был инициатором идеалистического движения.
Н.Плотников: Основой объем философских текстов создан Струве до 17-го года. Струве как консерватор – это маргинальная роль даже в эмиграции. Он не занимался уже теоретическими философскими разработками, ушел в публицистику, а там меньше материала по истории персональности, соответственно, основное внимание должно уделяться периодам марксизма и либерализма, когда эта тема была более актуальна.
А.Бикбов: Важно уточнить классификатор, что значит социологическое, историческое, моральное понятие личности?
А.Алешин: В социологической теории на основе марксизма понятие личности вообще не уместно, это видно на странице шесть.
Н.Плотников: Благодарю за замечания. Предлагаю теперь перейти к обсуждению работ по педагогике.
Документ изменен: 15:22 31.01.2006