Лев Толстой. Фрагменты из произведений (составление А.А.Гусейнова, М. Клюзовой)

Определения понятия «человек»:

… звание человека … выше всех возможных званий … (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 343)

 

... он [человек] ни зверь, ни ангел, но ангел, рождающийся из зверя, – духовное существо, рождающееся из животного. (Христианское учение// Толстой Л.Н. Избранные философские произведения. – М.: Просвещение, 1992. С. 55)

 

Человек есть отдельное изменяющееся существо, постигающее цельное и неизменное. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 38)

 

Человек – орудие. Дело его только в том, чтобы держать себя (орудие) в исправности. Приводит в движение это орудие не он сам. Вроде того, как когда работник приставлен к движущимся посторонней силой режущим ножам. Его дело содержать их острыми, чтобы не мяли, не портили того, что будут резать. Человек, пока жив, должен работать, действовать. Это не его сила. А сила, действующая через него. Его же дело – делать хорошо то дело, которое заставляет его делать влекущая его сила. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 228)

 

Человек, как разумное существо, не может не быть нравственным или безнравственным, не может не быть добрым или злым. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 270)

 

Определения понятия «личность» («животная личность»):

Человек – все и ничто, а он думает, что он – что-то. В этом вся ошибка – грех. От этого суеверие личности. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 338)

 

Личность всякого человека слагается из двух его свойств: первое – умственных способностей – памяти, сообразительности, способности внимания, сосредоточенности…, и второе – его живости сознания идеала совершенства. Первые всегда довольны, вторые всегда недовольны собой…

Первый тип занят весь соображениями о телесном, второй – о духовном.

Первый смотрит на духовное, как на орудие работы над телесным., второй – на телесное, как на орудие для работы над духовным. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 367)

 

Потеря памяти о себе, о личности. Ведь это – великое благо. Личность кончается, начинай жить всем… (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 378)

 

Личность есть только воспоминание о прошедшем и желания в будущем. Как только нет ни того ни другого, нет времени – жизнь в безвременном моменте настоящего – нет личности, а есть только основа жизни – любовь, Бог. Так это было бы, если бы человек мог вполне отрешиться от воспоминаний и желаний; в жизни же возможно только приближение: чем меньше воспоминаний и желаний, т.е. чем больше уничтожена, ослаблена личность, тем больше проявляется в жизни любовь – Бог, тем больше живешь вне времени и сознаешь, что движешься не ты, а мир для того, чтобы ты мог познавать его. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 380)

 

Этим словом [индивидуализм] на интеллигентном жаргоне называется жизнь личности. И им кажется, что они открыли что-то новое, когда пришли к тому, что «индивидуализм» нехорошо, а хорошо социализм, коммуна, народ… Им и в голову не приходит то, что в противоположении личности, отделенного «я» от Всего и сознании этого Всего (Бога) вместе с «я», что в этом вся суть и тайна жизни, тысячи лет тому назад сознанная людьми, но только с той разницей, что они противуполагают личность какому-нибудь собранию людей, а в действительности она противуполагается Всему, т.е. Богу и всему человечеству, всему живущему, всему. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 401)

 

… заблуждение происходит от смешения личности, индивидуальности, как называет наука, с разумным сознанием. Разумное сознание включает в себя личность. Личность же не включает в себя разумное сознание. Личность есть свойство животного и человека, как животного. Разумное сознание есть свойство одного человека.  Для человека … личность есть только та ступень существования, с которой открывается ему истинное благо его жизни, не совпадающее с благом его личности.

Сознание личности для человека – не жизнь, но тот предел, с которого начинается его жизнь… Животная личность, в которой застает себя человек, и которую он призван подчинять своему разумному сознанию, есть не преграда, но средство, которым он достигает цели своего блага: животная личность для человека есть то орудие, которым он работает. (О жизни // Толстой Л.Н. Избранные философские произведения. – М.: Просвещение, 1992. С. 463, 465). Т.е. … требуется не отречение от личности, а подчинение ее разумному сознанию. (О жизни. С. 473)

 

Человек как разумное существо:

Разница между человеком и животным – в том, что познавательные способности животного ограничиваются тем, что мы называем инстинктом, тогда как основная познавательная способность человека есть разум. (Что такое религия и в чем сущность ее? // Толстой Л.Н. Избранные философские произведения. – М.: Просвещение, 1992. С. 18)

 

Человек может рассматривать себя как животное среди животных, живущих сегодняшним днем, он может рассматривать себя и как члена семьи и как члена общества, народа, живущего веками, может и даже непременно должен (потому что к этому неудержимо влечет его разум) рассматривать себя как часть всего бесконечного мира, живущего бесконечное время. И потому разумный человек должен был сделать и всегда делал по отношению бесконечно малых жизненных явлений, могущих влиять на его поступки, то, что в математике называется интегрированием, т.е. установлять, кроме отношения к ближайшим явлениям жизни, свое отношение ко всему бесконечному по времени и пространству миру, понимая его как одно целое. И такое установление отношения человека к тому целому, которого он чувствует себя частью и из которого он выводит руководство в своих поступках, и есть то, что называлось и называется религией  Так и понимали всегда религию люди, не лишенные способности высшего, т.е. религиозного сознания, отличающего человека от животного. (Что такое религия и в чем сущность ее? С. 19)

 

Разум есть та сила людей, которая определяет их отношение к миру; а так как отношение всех людей к миру одно и то же, то установление этого отношения, т.е. религия, соединяет людей. Единение же людей дает им высшее благо и телесное, и духовное, которое им доступно. Совершенное единение – в совершенном высшем разуме… (Что такое религия и в чем сущность ее? С. 31)

 

… человеку надо понимать и помнить, что единственное орудие познания, которым владеет человек, есть его разум… решения разума … всегда одни и те же для всех людей и во всем мире и всегда несомненно верны. (Христианское учение // Толстой Л.Н. Избранные философские произведения. – М.: Просвещение, 1992. С. 82-83)

 

… разум дан … непосредственно от бога и он один только может соединить всех людей  человек должен понимать и помнить, что истина открыта ему прежде и вернее всего … в его собственном сердце и в разуме  Послал же бог в нас разум – одно и непогрешимое орудие познания, которое дано нам. (Христианское учение. С. 84-85)

 

… чтобы не впадать в обман, надо не доверять никому и ничему, а только одному разуму… (Христианское учение. С. 105)

 

Для того, чтобы решить, чему или кому верить или чему или кому не верить, – решить может только свой разум. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 487)

 

Истинная жизнь человека, проявляющаяся в отношении его разумного сознания к его животной личности, начинается только тогда, когда начинается отрицание блага животной личности. Отрицание же блага животной личности начинается тогда, когда пробуждается разумное сознание.

Но что же такое разумное сознание?

Разум не может быть определяем, да нам и незачем определять его, потому что мы все не только знаем его, но только разум один и знаем. Общаясь друг с другом, мы вперед уверены … в одинаковой обязательности для всех нас общего этого разума. Мы убеждены, что разум и есть та единственная основа, которая соединяет всех нас, живущих, в одно. (О жизни. С. 449)

 

Тот давешний обман, требующий веры в то, что не имеет разумного объяснения, уже износился…  Человек … всегда познает все через разум, а не через веру. (О жизни. С. 522)

 

Истина не может войти в человека помимо разума, и потому человек, который думает, что он познает истины верою, а не разумом, только обманывает себя и неправильно употребляет свой разум на то, на что он не предназначен. (Христианское учение // Толстой Л.Н. Избранные философские произведения.– М.: Просвещение, 1992. С. 82)

 

Я не буду искать объяснения всего. Я знаю, что объяснение всего должно скрываться, как начало всего, в бесконечности. Но я хочу понять так, чтобы быть приведенным к неизбежно необъяснимому; я хочу, чтобы все то, что необъяснимо, было таково не потому, что требования моего ума неправильны (они правильны, и вне их я ничего понять не могу), но потому, что я вижу пределы своего ума. Я хочу понять так, чтобы всякое необъяснимое положение представлялось мне как необходимость разума же, а не как обязательство поверить (Исповедь // Толстой Л.Н. Исповедь. В чем моя вера? – Л.: Худож. лит., 1991. С. 109-110)

 

Два ума: ум в области матерьяльной – наблюдения, выводы, рассуждения о наблюдаемом, и другой ум в области духовной: отношение к Богу, к людям, другим существам, нравственные требования… Большей частью, даже всегда, чем больше один ум, тем меньше другой. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 102)

 

Разум, которому мы приписываем такое решающее, высшее значение, для истинной жизни не имеет не только такого важного значения, но не имеет никакого. Он нужен только для жизни «я». Он только здесь, среди людей имеет такую важность, обязательность, но если представить себе жизнь после смерти, то не только можно ее представить себе без руководительства разума, но должно представить ее таковою. Там будет другое руководительство занимать то место, которое здесь занимает разум. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 385)

 

Вера:

… признание того, что существует то, что сознается, но не может быть определено разумом, как бог, душа, добро… (Христианское учение. С. 79)

 

то, что … сознается, но не может быть определено разумом (Путь жизни. – М.: Высш. шк., 1993. С. 33)

 

… оценка всех явлений жизни ( В чем моя вера? // Указ. изд. С. 263)

Для того, чтобы человеку жить хорошо, ему надо знать, что он должен и чего не должен делать. Для того, чтобы знать это, нужна вера. Вера – это знание того, что такое человек и для чего он живет на свете. И такая вера была и есть у всех разумных людей. (Путь жизни. С. 32)

 

Я понял, что вера в самом существенном своем значении не есть только «обличение вещей невидимых» и т.д., не есть откровение (это есть только описание одного из признаков веры), не есть только отношение человека к Богу (надо определить веру, а потом Бога, а не через Бога определять веру), не есть только согласие с тем, что сказали человеку, как чаще всего понимается вера, – вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которого человек не уничтожает себя, а живет. Вера есть сила жизни. (Исповедь. С. 79)

 

… где жизнь, там вера, с тех пор как есть человечество. (Исповедь. С. 79)

 

«Я» – смыслы и контексты:

Самое большое нравственное усилие и единственное, которое может сделать человек, это то, чтобы вспомнить, кто он.  Кто я? Я – духовное существо, то, которое есть прежде, чем был Авраам. И для этого существа все равно, что о нем думают, все равно, теперь умереть или после, должно бы быть все равно – страдать или не страдать... (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 254-255)

 

Что же такое я? Я? Я ничто само по себе. Я – только известное отношение. Только отношение мое действительно есть. Отношение к чему? Ко всему и ко Всему – к совокупности всего, чего я понять не могу, но что должно быть и потому есть. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 223)

 

Я иллюзия, нужная для этой жизни, но иллюзия – как бы леса, подмостки, орудие для работы, но не в нем сама работа. Напротив, перенесение интереса на него – на «я» – губит, останавливает работу.  Та работа настоящая, в которой делаешь то, что нужно, но не для тебя. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 385)

 

Считать свою жизнь центром жизни есть для человека безумие, сумасшествие, аберрация. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 419)

Жизнь не есть радость и не есть страдание. Она может представляться радостью или страданием только тому человеку, который своим я считает свое отдельное существо; только для этого я может быть радость или страдание. Жизнь же по христианскому учению в его истинном смысле не есть ни радость, ни страдание, а есть рождение и рост истинного духовного я человека, при котором не может быть ни радости, ни страдания.  человек, понимающий свою жизнь, как учит понимать ее христианское учение, как увеличение любви для установления царства божия, никогда не может быть несчастлив и неудовлетворен  никогда он не может испытывать полного счастья (потому и не может желать его) и никогда не может быть несчастлив (и потому не может бояться страданий и желать избежать их, если они стоят на пути его). (Христианское учение. С. 109)

 

Человек, если прожил долгий век, то прожил много перемен, – был сначала младенцем, потом дитей, потом взрослым, потом старым. Но как ни переменялся человек, он всегда говорил про себя «я». И этот «я» был в нем всегда один и тот же. Тот же «я» был и в младенце, и в взрослом, и в старике. Вот это-то непеременное «я» и есть то, что мы называем душой. (Путь жизни. С. 44)

 

Когда мы говорим «я», то говорим мы это не про наше тело, а про то, чем живет наше тело. Что же такое это «я»? Словами мы не можем сказать, что такое это «я», но знаем мы это «я» лучше всего того, что знаем. Мы знаем, что не будь в нас этого «я», то мы ничего бы не знали, не было бы для нас ничего на свете, и нас самих бы не было. (Путь жизни. С. 44-45)

 

… я мирское, то, что мы называем человеком, есть мое ограниченное сознание мира в пространства и времени.

Я в прошедшем и я в настоящем – эти два предмета. – Мы говорим: человек имеет способность воспоминания. Воспоминания нет, а есть я (ограниченное пределами сознание Бога), которое сознает ряд своих я, проявляющихся одно за другим, т.е. во времени.

 Пространство же есть неспособность видеть, сознавать себя одним без отношения к другим существам, или: возможность видеть, сознавать много предметов в одно и то же время. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 144)

 

Если я в каждую минуту жизни спрошу себя в своем сознании, что я такое? Я отвечу: нечто думающее и чувствующее, т.е. относящееся к миру своим совершенно особенным образом. Только это я сознаю своим я, и больше ничего.  Мое сознание говорит мне только: я есмь; я есмь с тем моим отношением к миру, в котором я нахожусь теперь  Так на каком же основании я утверждаю, что во все время моего существования я был все один я?

Нет в человеке ни одного и того же тела, … нет сознания постоянно одного, во всю жизнь одного человека, … – и человек все-таки чувствует себя собою.

Что же такое это нечто, связывающее в одно все последовательные во времени сознания? Что такое это-то самое коренное и особенное мое я, не слагающееся из существования моего тела и ряда происходящих в нем сознаний, но то основное я, на которое, как на стержень, нанизываются одно за другим различные последовательные во времени сознания?  Так что только свойство больше или меньше любить одно и не любить другое – и есть то особенное и основное я человека, в котором собираются в одно все разброваннные, прерывающиеся сознания. Свойство же это, хотя и развивается и в нашей жизни, вносится нами уже готовое в эту жизнь из какого-то невидимого и непознаваемого нами прошедшего.

То, что соединяет в одно все разрозненные сознания, соединяющиеся в свою очередь в одно наше тело, есть нечто весьма определенное, хотя и независимое от пространственных и временных условий, и вносится нами в мир из области внепространственной и вневременной; это-то нечто, состоящее в моем известном, исключительном отношении к миру, и есть мое настоящее и действительное я.  … степень моей любви к добру и ненависти к злу, – … это мое особенное отношение к миру  не есть произведение какой-либо внешней причины, а есть основная причина всех остальных явлений моей жизни.  …так что мое особенное я произошло вне пространства и вне времени… (О жизни. С. 493-497)

 

Все в пространстве и времени иллюзорно. Пространственные и временные соображения нужны только для руководства «я» – отдельного существа в этом мире. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 51)

 

Человек (я) есть отделенное от всего, изменяющееся (расширяющееся) духовное существо

Сначала жизнь духовного существа изменяется, расширяясь вместе с пределами. В середине жизни духовное существо расширяется, но пределы уже не расширяются. При конце жизни духовное существо продолжает расширяться, разрушая пределы, и расширяется до тех пор, пока совершенно не разрушает их – смерть. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 54)

 

Мы живем только тогда, когда помним о своем духовном я. А это бывает в минуты духовного восторга или минуты борьбы духовного начала с животным. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 70)

 

…истинный я – духовное существо чувствует свое воображаемое я, свои пределы, как человек видит свое отражение, свою тень. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 110)

 

… Я – духовное, непространственное, невременное существо в телесных, пространственных и временных условиях. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 294)

 

Я … есмь только плотское проявление всех моих предков без конца и передаточное звено между ними и моими потомками, тоже без конца: Я – мгновенная вспышка чего-то. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 295)

 

Я – неполное сознание Всего. Полное сознание Всего скрывается от меня пространством и временем. Пространство и время лишают меня возможности сознать Все.

Я есмь проявление Всего в пространстве и во времени. Все, что есть, все это – я же, только ограниченное пространством и временем. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 309)

 

Тело мое – не я, разум мой – тоже не я. Не я и мое сознание. Я, мое истинное я, это – то, что я сознаю. Сознаю же я свою духовную, божественную сущность. Я не понимаю эту сущность, но она-то одна и есть настоящий я. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 312)

 

… я есмь почти ничто, но я есмь по отношению Всего. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 419)

 

… я неподвижно, но оно освобождается, т.е. совершается процесс освобождения, а процесс непременно совершается во времени. Да, то снятие покровов, которое составляет освобождение, совершается во времени, но я все-таки неподвижно. Освобождение сознания совершается во времени: было больше, стало меньше, или было меньше – стало больше сознания. Но само сознание одно – неподвижно, оно одно есть. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 490)

 

Сознание:

Нет более распространенного суеверия, как то, что человек с его телом есть нечто реальное. Человек есть только центр сознания, воспринимающего впечатления. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 457)

 

Все живое имеет сознание. В сознании себя отдельным существом и жизнь, и всякое живое существо сознает себя подчиненным общим и своим законам: камень – и тяготения, и непроницаемости; растение – и тяготения, и роста, и воспроизведения; животное – и тяготения, и роста, и воспроизведения, и общения с себе подобными; человек – и тяготения, и роста, и воспроизведения, и общения, и разумного нравственного поведения. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 371)

 

Я – все, но сознаю только часть, и от того во времени. Смысл жизни, то, что мне представляется целью ее (для меня), есть не что иное, как сознание своего божественного начала, вечности, бесконечности. И потому представляется, что цель жизни есть расширение. Но это не цель, а свойство сознания. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 108)

 

Я – это сознание в пределах. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 179)

 

Сознание есть воспоминание без содержания. Воспоминание есть сознание в пространстве и времени. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 63)

 

Воспоминание есть сознание во времени и пространстве…; сознание же есть воспоминание о прежней жизни, очищенное от всего временного, пространственного. Без сознания не может быть воспоминания. Помнишь только, что пережил с сознанием. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 57)

 

… сознание есть воспоминание, очищенное от образов, а воспоминание – сознание, загроможденное образами. Сознание есть воспоминание … о всей прожитой бесконечное время жизни, … – сознание своего сознания. Воспоминание же есть не что иное, как сознание (во времени) непрерывности моей жизни, … сознание вневременности моей жизни. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 79-80)

 

Сознание есть созерцание созерцателя. Созерцатель в зависимости, созерцание свободно. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 267)

 

Прежде всего пробуждается в человеке сознание своей отделенности от всего остального, т.е. своего тела, потом сознание того, что отделено, т.е. своей души, – духовной основы жизни, и потом сознание того, отчего отделена эта духовная основа жизни, т.е. сознание Бога.

 Зачем этот рост отдельных существ? Похоже, что это дыхание Бога, что Бог дышит нашими жизнями. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 64)

 

Сознание есть низшее: своей отдельности, и высшее: сознание своего отношения к миру. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 77)

 

Жизнь есть сознание. Сознаний два: одно – низшее сознание: сознание своей отделенности от Всего; и высшее сознание: сознание своей причастности ко Всему, сознание своей вневременности, внепрространственности, своей духовности, сознание всемирности. Первое сознание – своей отделенности – я называю низшим потому, что оно сознается высшим духовным сознанием… Второе же сознание – духовное – я не могу сознать. Я сознаю только, что я сознаю, и сознаю, что я сознаю, что сознаю, и так до бесконечности. Первое сознание (низшее) дает, вследствие своей отделенности, понятие телесности, материи (и движения и потому пространства и времени); второе же сознание не знает ни телесности, ни движения, ни пространства, ни времени, ничем не ограничено и всегда равно само себе. Вся задача жизни состоит в перенесении своего я из отделенного в всемирное, духовное сознание.

Это-то перенесение своего я из отделенного в нераздельное, всемирное и есть то, что нам представляется жизнью. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 84)

 

У человека два сознания: своего ограниченного, заключенного в пределы «я» и своего неограниченного «я». – Для неограниченного»я» не может быть страданий (стеснений), не может не быть постоянное благо… И человек может переносить и переносит более или менее, чаще или реже свое сознание из одного «я» в другое. Человек, живущий одним духовным «я» (святой), не знает несчастий; человек, живущий одним ограниченным «я», не может не страдать. Все мы живем в середине между двумя, все более и более освобождаясь от ограниченного и приближаясь к неограниченному, духовному. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 185)

 

Есть сознание временное, животное, и сознание духовное, вечное или, скорее, невременное. Сознание животное должно быть орудием сознания духовного. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 209)

 

Наше сознание есть нечто неизменное, вневременное и внепространственное. Оно стоит, явления же временные и пространственные проходят через него, а человеку кажется, что он со своим сознанием движется в пространстве и времени.

 Сознание никогда не прерывалось, оно одно есть, и благодаря ему есть все, что есть.  Для внутреннего … опыта сознание всегда одно и нераздельно, какие бы длинные ни казались извне промежутки между одним и другим проявлением его. Как сон не разрывает сознания, …так же не прерывает сознания и смерть и рождение, т.е. переходы из одной жизни в другую. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 59)

 

Сознание неподвижно.  Если время идет, то должно быть то, что стоит. Стоит сознание моего «я». (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 457)

 

… три степени ясности сознания. Первая – когда ограниченность божественной силы в тебе принимаешь за отдельное существо. Не видишь своей связи с бесконечным началом. Второе – когда видишь, что сущность твоей жизни есть дух, но, не отрешившись от понятия своей отдельности, думаешь, что твой дух в теле – отдельное существо – душа. И третье – когда сознаешь себя ограниченным проявлением Бога, т.е. единого истинно существующего невременного и непространственного. – От этого три рода жизни: а) жизнь для себя, б) жизнь для людей и в) жизнь для Бога. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 125)

 

Сознание, т.е. взгляд на себя.  Подняться на ту высоту, с которой видишь себя, как постороннего, – очень полезно, нужно. Это высший акт человеческой души. Удивительное дело, сознание сразу останавливает всякую деятельность, но только на время. Надо посредством сознания остановиться, а потом уже продолжать деятельность пропущенною сквозь сознание. Есть люди, почти лишенные этого свойства. Надо признавать это и не требовать и не ожидать от них недоступного им. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 211)

 

Сознание – это изучение своего духовного существа, познание – это изучение всего внешнего. Одно всегда в ущерб другому. Чем больше одного, тем меньше другого. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 362)

 

Сознание есть сличение, сравнение своего «я» телесного, своей личности с «я» божественным, духовным, всеобщим, которое во мне же. Поэтому сознание – основа всякой нравственности.

 

… сознание есть признание в себе Бога и суждение Бога во мне о своей личности и о всем открывающемся мне с точки зрения личности. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 363)

 

Источник того, что мы называем сознанием, есть противоречие требований нашего духа с требованиями тела –: сознание нашего несовершенства. У совершенного существа не может быть сознания. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 343)

 

Антропологический дуализм (иерархия духовного и телесного начал в человеке):

Тело мое болеет и умирает; душа не болеет и не умирает. Душа – это Бог, живущий в моем теле. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 412)

 

Сознаний – два. Одно сознание тела и различных частей его, … и другое сознание – души, различных свойств ее… (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 440)

 

Человек сознает себя и животным, и духовным существом, и эти два сознания, или два полюса, так регулируют жизнь человека, что … чем больше страдает, замирает духовная сторона, тем более удовлетворяется животная, и чем больше удовлетворяется духовная сторона, тем больше страдает животная. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 57)

 

Человек представляется составленным из двух существ: одного телесного, которое постоянно ослабляется и идет к смерти…, так что телесная жизнь человеческая идет, уничтожаясь от самого рождения и до смерти; но есть другая жизнь человеческая, жизнь духовная, которая идет, возрастая от рождения сознания и до смерти. Если человек не знает этой второй жизни, он глубоко несчастлив, он только приговоренный к казни. Но стоит человеку сознать себя в своем духовном существе, и он видит обратное, не постоянное уничтожение, а постоянное возрастание того, что он считает собою. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 94)

 

Человеку свойственно устанавливать согласие между своей телесной – физической и разумной – духовной деятельностью  Но согласие это устанавливается двумя способами. Один – когда человек разумом решает необходимость или желательность известного поступка или поступков, и потом уже поступает согласно с решением разума, и другой способ – когда человек совершает поступки под влиянием чувства и потом уже придумывает им умственное объяснение или оправдание. (Что такое религия и в чем сущность ее? С. 32)

 

Есть во всех нас два «я» – телесное, т.е. соединение тела с сознанием, т.е. телесная жизнь, и одно сознание, т.е. духовная жизнь. У детей духовная жизнь, когда проявляется, проявляется во всей чистоте, без участия ума и его плодов соблазнов, и потому особенно мило. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 463)

 

Сначала кажется, что я – матерьяльное (я принимаю свои пределы за себя), потом кажется, что я – духовное, т.е. что-то, как матерьялисты говорят, что-то из тонкой материи, отдельное. Потом сознаешь , что ни матерьяльного, ни духовного нет, а есть только прохождение через пределы вечного, бесконечного, которое есть Все само в себе и ничто (Нирвана) в сравнении с личностью.

 Живя с сознанием телесности, человек – эгоист, борец за свои радости; живя с сознанием духовного существа, он – гордец, славолюбец; живя в сознании своего участничества в Божестве, он делает то, чего хочет и что делает Бог – блага всем. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 119)

 

… очень дурное, ужасное состояние, когда я, на которое направлены забота и внимание, – я телесное с своими чувственными и умственными радостями. Но совсем не то, когда вся забота, все внимание направлены на я духовное, на я общее всему живому, когда вся забота и внимание направлены на то, чтобы совершенствовать это я, т.е. расширить его, слиться им с Богом и со всем живущим.  Только служа этому я, возможно благо свое и всех людей. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 219)

 

Движение жизни совершенно различно для человека, сознающего себя духовным началом или телесной личностью.

Для сознающего себя духовным началом его «я» неподвижно, но все остальное, в том числе и его тело, неудержимо движется помимо его. Он стоит на берегу, а река со всем, что есть на ней, движется мимо его. Для сознающего же себя личностью он сам движется вместе со всем и сознает свое движение потому только, что есть предметы, движущиеся медленнее его и совершенно неподвижные. Он плывет по реке и знает, что плывет, только потому, что есть предметы, плывущие медленнее его, и берега совсем неподвижные, и знает, что плывет к смерти, к уничтожению. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 454)

 

Людям необходимо, чтобы жить, быть согласными с самими собой, т.е. быть правыми. Для живущего духовной жизнью возможно признание неправоты своего животного во имя правоты своего духовного я. Но не живущий духовной жизнью, во имя чего ему признать себя неправым? (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 250-251)

 

… себялюбие, т.е. любить себя больше всего, – и величайшее заблуждение, и высшее совершенство. Заблуждение, когда любишь больше всего свою личность, и высшее совершенство, когда любишь больше всего то духовное начало, которое живет и проявляется во мне. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 367)

 

Самое лучшее и самое худшее – себялюбие, эгоизм. Вопрос только в том: кто тот, кого я люблю больше всего? Если телесный я – дурно, если духовный я, то самое лучшее, что может быть… духовный эгоизм… (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 403)

Без жертвы нет жизни. Вся жизнь – это … жертва телесного духовному. (Путь жизни. – М.: Высшая школа, 1993. С. 368)

 

Жизнь – это освобождение души от тела, и когда освобождение в любви, жизнь – благо. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 370)

 

… жизнь есть освобождение духовного начала души от ограничивающего ее тела. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 486)

 

Сознание, сущность сознания есть нечто непостижимое, непреодолимое, то, что мы называем духом, душою. Сознание заключено в известной части вещества, это вещество есть наше тело, и вот сознание посредством внешних отношений (органов) к другим телам, веществам познает окружающий мир. В этом сущность жизни человеческой. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 489)

 

Неосязаемое, невидимое, бестелесное, дающее жизнь всему существующему, само в себе мы называем Богом. То же неосязаемое, невидимое, бестелесное начало, отделенное телом от всего остального и сознаваемое нами собою, мы называем душою. (Путь жизни. С. 44)

 

Основное противоречие человеческой жизни как дилемма личного (ложного) и общего (истинного) блага, порождающая «раздвоение сознания»:

Жизнь чувствует человек только в себе, в своей личности, и потому сначала человеку представляется, что благо, которого он желает, есть благо только его личности. (О жизни. С. 430)

 

Главные причины этого положения –

а) заблуждения (извращения) разума (ложные учения):

… Разум человека ложно направлен. Его научили признавать жизнью одно свое плотское личное существование, которое не может быть жизнью…, в результате чего … разум занят несвойственным ему делом, обдумыванием своих потребностей личности… (О жизни. С. 446, 472, 439)

б) традиции, обычаи – …(инерция) привычка жизни только для блага личности. (О жизни. С. 446, 472, 439)

 

Личность, как животная личность, и не может заявлять и не заявляет никаких требований. Требования эти заявляет ложно направленный разум – разум, направленный не на руководство жизнью, не на освещение ее, а на раздутие похотей личности  Требования личности доведены до крайних пределов неразумия. Проснувшийся разум отрицает их. Но требования личности так разрослись, так загромоздили сознание человека, что ему кажется, что разум отрицает всю жизнь.

… бедственность существования человека происходит не от того, что он – личность, а от того, что он признает существование своей личности – жизнью и благом. Только тогда являются противоречие, раздвоение и страдание человека. (О жизни. С. 474, 477, 474)

 

… приходит время, когда разумное сознание перерастает ложные учения и человек останавливается посреди жизни и требует объяснения.

Одно я, его личность, велит ему жить.

А другое я, его разум, говорит: «жить нельзя».

Человек чувствует, что он раздвоился. И это раздвоение мучительно раздирает его душу.

И причиною этого раздвоения и страдания ему кажется его разум.

Разум, та высшая способность человека, необходимая для его жизни, которая дает ему, нагому, беспомощному человеку, среди разрушающих его сил природы, – и средства к существованию и средства к наслаждению, – эта-то способность отравляет его жизнь.

Во всем окружающем мире, среди живых существ, свойственные этим существам способности нужны им, общи всем им и содействуют их благу.  И вдруг в человеке это высшее свойство его природы производит в нем такое мучительное состояние, что часто … человек разрубает Гордиев узел своей жизни, убивает себя, только бы избавиться от доведенного в наше время до последней степени напряжения мучительного внутреннего противоречия, производимого разумным сознанием. (О жизни. С. 442, 443-444)

 

… что составляло невозможность блага личного существования? Во-первых, борьба ищущих личного блага существ между собой; во-вторых, обман наслаждения, приводящий к трате жизни, к пресыщению, к страданиям, и, в-третьих, – смерть. Но стоит только допустить мысленно, что человек может заменить стремление к благу своей личности стремлением к благу других существ, чтобы уничтожилась невозможность блага и благо представлялось бы достижимым человеку. («О жизни». С. 468)

 

Отрицание блага и жизни личности есть для разумного существа такое же естественное свойство его жизни, как для птицы летать на крыльях, а не бегать ногами. («О жизни». С. 446)

 

Человек, в котором проснулось разумное сознание, но который вместе с тем понимает свою жизнь только как личную, находится в том же мучительном состоянии, в котором находилось бы животное, которое признав своей жизнью движение вещества, не признавало бы своего закона личности, а только видело бы свою жизнь в подчинении себя законам вещества, которые совершаются и без его усилия.  То же происходит и с человеком, наученным признавать низший закон своей жизни, животную личность, законом своей жизни. Высший закон жизни, закон его разумного сознания, требует от него другого; вся же окружающая жизнь и ложные учения удерживают его в обманчивом сознании, и он чувствует противоречие и раздвоение. (О жизни. С. 447)

 

Однако в этом нет противоречия:

… есть только рождение нового существа, нового отношения разумного сознания к животному…, т.е. … происходит совершенно то же, что происходит при зарождении всего. То же уничтожение зерна, прежней формы жизни, и проявление нового ростка… (О жизни. С. 449, 448)

 

Основные причины возникающего в сознании человека противоречия жизни можно свести к следующим:

? … с одной стороны, человек есть животное и не может перестать быть животным, пока он живет в теле; с другой стороны, он есть духовное существо; отрицающее все животные требования человека…;

? Человек в первое время своей жизни живет, не зная о том, что он живет, так что живет не он сам, но через него живет та сила жизни, которая живет во всем, что мы знаем…;

? Человек начинает жить сам только тогда, когда знает, что он живет. Знает же он, что живет, когда знает, что желает блага себе и что другие существа желают того же. Это знание дает ему пробудившийся в нем разум…;

? Узнав же то, что он живет и желает блага себе и что того же желают и другие существа, человек неизбежно узнает и то, что то благо, которого он желает для своего отдельного существа, недоступно ему и что вместо того блага, которого он желает, ему предстоят неизбежные страдания и смерть. То же самое предстоит и всем другим существам. И является противоречие, которому человек ищет разрешения такого, при котором его жизнь, такая, какая она есть, имела бы разумный смысл. Он хочет, чтобы жизнь продолжала бы быть тою, какою она была до пробуждения его разума, т.е. совсем животною, или, чтобы она была уже совсем духовною…;

? Человек хочет быть зверем или ангелом, но не может быть ни тем, не другим…;

? И тут-то является то разрешение этого противоречия, которое дает христианское учение. Оно говорит человеку, что он ни зверь, ни ангел, но ангел, рождающийся из зверя, – духовное существо, рождающееся из животного. Что все наше пребывание в этом мире есть не что иное, как это рождение (Христианское учение. С. 55)

 

Что представляет собой то существо, которое рождается в человеке в результате пробуждения его разумного сознания?

Жизнь человеческая начинается только с проявления разумного сознания, – того самого, которое открывает человеку одновременно и свою жизнь, и в настоящем, и в прошедшем, и жизнь других личностей, и все, неизбежно вытекающее из отношений этих личностей, страдания и смерть, – то самое, что производит в нем отрицание блага личной жизни и противоречие, которое ему кажется, останавливает его жизнь.  В разумном сознании своем человек не видит даже никакого происхождения себя, а сознает свое вневременное и внепространственное слияние с другими разумными сознаниями, так что они входят в него и он в них. Это-то пробудившееся в человеке разумное сознание и останавливает как будто подобие жизни, которое заблудшие люди считают жизнью: заблудшим людям кажется, что жизнь их останавливается именно тогда, когда она пробуждается. (О жизни. С. 445-446)

 

Разумное сознание, незаметно вырастая в его личности, дорастает до того, что жизнь в личности становится невозможною. (О жизни. С. 448)

 

… всякий человек, как только он выходит из животного состояния ребячества и первого детства, во время которого он живет, руководствуясь только теми требованиями, которые предъявляются ему его животной природой, – всякий человек, проснувшись к разумному сознанию, не может не заметить того, что все вокруг него живет, возобновляясь, не уничтожаясь и неуклонно подчиняясь одному определенному, вечному закону, а что он только один, сознавая себя отдельным от всего мира существом, приговорен к смерти, к исчезновению в беспредельном пространстве и бесконечном времени и к мучительному сознанию ответственности в своих поступках, т.е. сознанию того, что, поступив нехорошо, он мог бы поступить лучше. И, поняв это, всякий разумный человек не может не задуматься и не спросить себя: для чего это его мгновенное, неопределенное и колеблющееся существование среди этого вечного, твердо определенного и бесконечного мира? Вступая в истинную человеческую жизнь, человек не может обойти этого вопроса.

Вопрос этот стоит всегда перед каждым человеком и всякий человек всегда так или иначе отвечает на него. Ответ же на этот вопрос и есть то, что составляет сущность всякой религии. (Христианское учение. С. 117)

 

Жить для целей личности разумному существу нельзя. Нельзя потому, что все пути заказаны ему; все цели, к которым влечется животная личность человека, – все явно недостижимы. Разумное сознание указывает другие цели, и цели эти не только достижимы, но дают полное удовлетворение разумному сознанию человека… (О жизни. С. 476)

 

1. Существо, открываемое человеку его разумным сознанием, есть желание блага, есть то же самое желание блага, которое и прежде составляло цель его жизни, но с той разницей, что желание блага прежнего существа относилось к отдельному одному телесному существу и не сознавало себя, теперешнее же желание блага сознает себя и потому относится не к чему-либо отдельному, а ко всему существующему.

2. В первое время пробуждения разума человеку казалось, что желание блага, которое он сознает собою, относится только тому телу, в которое оно заключено.

3. Но чем яснее и тверже становится разум, тем яснее становилось, что истинное существо, истинное я человека, как скоро он сознает себя, есть не его тело, не имеющее истинной жизни, а желание блага само в себе, другими словами – желание блага всему существующему.

4. Желание же блага всему существующему есть то, что дает жизнь всему существующему, то, что мы называем богом.

5. Так что существо, которое открывается человеку его сознанием, рождающееся существо, – есть то, что дает жизнь всему существующему, – есть бог  Желание же блага всему существующему есть начало всякой жизни, есть любовь, есть бог, как и сказано в евангелии, что бог есть любовь

Но кроме бога, познаваемого… в самом себе как желание блага всему существующему – любовь, – человек … познает его еще и вне себя, – во всем существующем. (Христианское учение. С. 56-57)

 

По христианскому учению нужно для разрешения противоречия жизни не уничтожить самую жизнь отдельного существа, что было бы противно воле бога, пославшего ее, и не покоряться требованиям животной жизни отдельного существа, что было бы противно духовному началу, составляющему истинное я человека, а должно в том теле, в которое заключено это истинное я человека, служить одному богу.

… Истинное я человека есть живущая в нем, постоянно стремящаяся к увеличению, беспредельная любовь, составляющая основу его жизни. Любовь эта заключена в пределы животной жизни отдельного существа и всегда стремится к освобождению себя от нее. (Христианское учение. С. 61)

 

Отречение от личности (самоотречение) как необходимое условие истинной жизни, гарант достижимости подлинного блага и единственно возможный путь адекватного самопознания человека:

Чем больше отрекается человек от своего телесного я, тем больше раскрывается в нем Бог. Тело скрывает бога в человеке  Человек, отрекающийся от своей личности, могуществен, потому что личность скрывала в нем Бога. Как скоро он откинул личность, действует в нем уже не он, а Бог. (Путь жизни. С. 372)

 

Тело – это пища души, это леса, посредством которых строится истинная жизнь.

Самая большая радость, какую может узнать человек, это радость познания в себе свободного, разумного, любящего и потому блаженного существа, познание в себе Бога. (Путь жизни. С. 51)

 

Если человек понимает свое назначение, но не отрекается от своей личности, то он подобен человеку, которому даны внутренние ключи без внешних. (Путь жизни. С. 378)

 

Чем больше отрекается человек от своего животного я, тем свободнее его жизнь, тем нужнее она другим людям и тем она радостнее для него самого. (Путь жизни. С. 381)

 

Многим кажется, что если исключить из жизни личность и любовь к ней, то ничего не останется. Им кажется, что без личности нет жизни. Но это только кажется людям, которые не испытывали радости самоотвержения. Откинь от жизни личность, отрекись от нее, и останется то, что составляет сущность жизни – любовь, дающее несомненное благо»;

Чем больше человек узнает свое духовное я и чем больше отрекается от своей телесной личности, тем истиннее он понимает самого себя. (Путь жизни. С. 382)

 

Самоотречение?! Разве можно отрекаться от себя, когда «я» – только я телесное. Самоотречение есть отречение от того, что я ошибочно считаю собою. Самоотречение есть признание своей божественности, вечности. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 404)

 

Отрекись себе – и ты сольешься с Ним. Чем больше отречение, тем ближе к Нему. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 152)

 

Предмет, пределы и смысл любви:

Живу я и телом и душою. Тело любит только себя, душа любит всех людей, все живое. Тело болеет, стареет и умирает, душа не болеет, не стареет и не умирает. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 412)

 

Христианство признает любовь и к себе, и к семье, и к народу, и к человечеству, не только к человечеству, но ко всему живому, ко всему существующему, признает необходимость бесконечного расширения области любви; но предмет этой любви оно находит не вне себя, не в совокупности личностей: в семье, роде, государстве, человечестве, во всем внешнем мире, но в себе же, в своей личности, но личности божеской, сущность которой есть та самая любовь, к потребности расширения которой приведена была личность животная, спасаясь от сознания своей погибельности.  Человек любит не потому, что ему выгодно любить того-то и тех-то, а потому, что он не может не любить.

Христианское учение есть указание человеку на то, что сущность его души есть любовь, что благо его получается не оттого, что он будет любить того-то и того-то, а оттого, что он будет любить начало всего – бога, которого он сознает в себе любовью, и потому будет любить всех и все. (Царство божие внутри вас… // Толстой Л.Н. Избранные философские произведения. – М.: Просвещение, 1992. С. 256-257)

 

Все существа отделены, сами от себя, и потому бессмысленны. Дает им смысл только единение с ними через любовь и разум. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 33)

 

Человек, изменяющееся отдельное существо, стремится к неизменности и цельности. И то и другое достигается любовью. Чем больше любви, тем меньше изменения и тем более расширяется область жизни, т.е. приближается человек к цельности. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 38)

 

Есть только одно средство любить Бога: оно состоит в том, чтобы любить себя, свое божественное «я», так же, как мы любим свое телесное «я», т.е. жить для этого «я», руководится в жизни его требованиями и потому ничем не огорчаться, ничего не бояться и все считать для себя (этого «я») возможным. Любя это «я», я люблю то проявление Бога, которое одно доступно для любви. Для разума доступен и другой Бог – начало всего, но для любви доступен только этот. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 42)

 

… единственное спасение от отчаяния жизни – вынесение из себя своего «я». И человек естественно стремится к этому посредством любви. Но любовь к смертным тварям не освобождает. Одно освобождение – любовь к Богу. Возможна ли она? Да, если признавать жизнь всегда благом, наивысшим благом, тогда естественна благодарность к источнику жизни, любовь к Нему и потому любовь безразлично ко всем, ко всему, как лучи солнца. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 44)

 

Ответ на вопрос, что там будет..., состоит в ответе на вопрос, что такое Я?

Если я – любовь, то ясно, что нет вопроса ни о там, ни о будет. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 55)

 

Расширение сознания, или, точнее, уяснение духовного сознания, перенесение своего «я» в духовное сознание совершается, выражается любовью. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 82-83)

 

Основа жизни – сознание своего существования не того, каким я себя застаю, а того, что я есмь, что только одно это я действительно есть. Все остальное кажется. Только такое же я в других существах сознается мною существующим тогда, когда я освобождаю свое я от того, что заслоняет его, – и я сознаю, через любовь, других людей собою. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 342)

 

… больше всего на свете не могу не любить себя, свое я, только не телесное, мерзкое я, которое должно мне быть так далеко, как всякое животное, даже как камень, песок, но свое духовное я, любовь к которому есть сама любовь, есть любовь ко всему. Отвратителен эгоизм телесный, и нет ничего выше эгоизма духовного, перенесения своего сознания в духовное, вечное, всемирное я. И перенесение это совершается любовью и дает такое благо, испытывая которое ничего больше не нужно. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 406)

 

Любовь есть не что иное, как только признание других я – собою. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 455)

 

Любовь есть сознание себя проявлением Всего – единство себя и Всего – Любовь к Богу и ближним. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 486)

 

Животная личность влечется к благу; разум указывает человеку обманчивость личного блага и оставляет один путь. Деятельность на этом пути есть любовь.  Животные личности для своих целей хотят воспользоваться личностью человека. А чувство любви влечет его к тому, чтобы отдать свое существование на пользу других существ. (О жизни. С. 478)

 

Любовь вызывает любовь. И это не может быть иначе оттого, что Бог, проснувшись в тебе, пробуждает Себя и в другом человеке. (Путь жизни. С. 67)

 

Проблема свободы (свобода воли):

Стоит человеку понять свою жизнь так, как учит понимать ее христианство, т.е. понять то, что жизнь его принадлежит не ему, его личности, не семье или государству, а тому, кто послал его в жизнь, понять то, что исполнять он должен поэтому не закон своей личности, семьи или государства, а ничем не ограниченный закон того, от кого он исшел, чтобы не только почувствовать себя совершенно свободным от всякой человеческой власти, но даже перестать видеть эту власть, как нечто могущее стеснять кого-либо. (Царство божие внутри вас… С. 320)

 

… то, что освобождение всех людей произойдет именно через освобождение отдельных лиц, становится в последнее время все более и более очевидным. Освобождение отдельных лиц во имя христианского жизнепонимания от государственного порабощения … получило в последнее время угрожающее для государственной власти значение. (Царство божие внутри вас… С. 326-327)

 

По существующей и необходимой для лицемерия теории человек не свободен и не может изменить своей жизни.  Но человек – существо сознательное и познающее все большую и большую степень истины, и потому, если человек и не свободен в совершении тех или других поступков, потому что для каждого поступка существует причина, самые причины этих поступков, заключающиеся для сознательного человека в том, что он признает ту или другую истину достаточной причиной поступка, находятся во власти человека.  Признание же известной истины или непризнание ее зависит не от внешних, а от каких-то других причин, находящихся в самом человеке.  И потому люди всегда находятся в трояком отношении к истине: одни истины так уже усвоены ими, что стали бессознательными причинами поступков, другие только начинают открываться им, и третьи, хотя и не усвоены еще ими, до такой степени ясности открыты им, что они неизбежно так или иначе должны отнестись к ним, должны признать или не признать их.

И вот в признании или непризнании этих-то истин и свободен человек.

Свобода человека не в том, что он может независимо от хода жизни и уже существующих и влияющих на него причин совершать произвольные проступки, а в том, что он может, признавая открывшуюся ему истину и исповедуя ее, сделаться свободным радостным деятелем вечного и бесконечного дела, совершаемого богом или жизнью мира, и может, не признавая эту истину, сделаться рабом ее и быть насильно и мучительно влекомым туда, куда он не хочет идти. (Царство божие внутри вас… С. 409)

 

Вопрос о свободе воли возникает только во времена переходов от низшей ступени сознания к высшей (а процесс этого перехода совершается всегда).  Иллюзия же обладания свободой происходит от того, что по закону жизни всегда, переходя от низшего сознания к высшему, человек чувствует себя все более и более свободным.  Мы чувствуем себя свободными, но мы не свободны.  мы – орудия в руках Бога! (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 123)

 

Если есть во власти человека нечто подобное свободе воли, … то это только одно: сознание того, что движение сознания человека от низшей ступени к высшей есть закон жизни человека и его высшее благо. Но это сознание закона жизни не есть дело личного усилия одного человека, а последствие совокупной деятельности людей, есть опять-таки по закону жизни вступление всего человечества на высшую ступень сознания.

 

Человек на низшей ступени покорен только себе, но не покорен людям и Богу, т.е. закону Всего. На более высокой он покорен людям (законам людским, подчиняя им свою волю), но не покорен Богу; на высшей он покорен Богу, подчиняя Его закону и свою волю, и требования людей.

… Смирение перед людьми – свойство низкое, потому что не покорен и себе и Богу. Смирение же перед Богом – высшее свойство, потому что, покоряясь Богу, стоишь выше требований своей личности и людей. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 124)

 

Жизнь моя открывает мне меня самого. В этом открытии себя и есть жизнь. Вся моя жизнь есть один поступок. И поступок этот совершен. Я только не знаю его. – Что же, стало быть, человек не свободен? – Отчего? Я делаю себя и жизнь. И то, что я делаю, этого самого и хочет Бог. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 177)

 

Есть два сознания: сознание животное, отделяющее, и сознание духовное, соединяющее. В первом не свободен, во втором не может быть вопроса о свободе.  очевидно, есть степени свободы. И, строго говоря, нельзя признать полной свободы и в человеке при духовном сознании.

Свобода, как и жизнь, есть большая или меньшая. И как жизнь идет, увеличиваясь, расширяясь, так и свобода. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 196)

 

Для того, чтобы ответить о свободе воли – на вопрос, свободен ли человек? – надо прежде сказать, что у человека есть два сознания: телесное и духовное (т.е. человек сознает себя то духовным, то телесным). Для телесного сознания не может быть речи о свободе, так как жизнь телесная происходит в условиях пространства и времени (и нет настоящего). Для духовного же сознания точно так же не может быть речи о свободе, так как для него не существует ничего могущего стеснить его, оно всемогуще. И это сознание проявляется только в том, чего нет для телесного сознания, в настоящем. И потому на вопрос о свободе воли ответ: не свободен в телесном сознании и свободен в духовном.

Если же спросят: свободен ли человека переходить из одного сознания в другое? ответ: жизнь – только в духовном сознании. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 293)

 

Увеличение свободы есть просветление сознания. Свобода есть освобождение от иллюзии, обмана личности.

 

Человек, живущий духовным сознанием, не может быть не свободен: Он живет в Боге. Но приходит человек в духовное сознание не по своей воле. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 197)

 

Я, настоящий я – стою, и перед моим духовным взором раскрываюсь и я сам, и другие существа. То, что я называю свободой воли, это – мое сознание своей духовности, неподвижности. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 205)

 

Истинная жизнь есть сознание себя, она же есть нравственная жизнь. Я сознаю себя. Кто же это я, который сознает себя? Это – божественное, вечное, всемирное начало, которому я могу быть причастен. Свобода воли только в том, что мы можем переходить из низшего сознания в высшее. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 208)

 

Человек не свободен только, когда действует противно своей разумной природе. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 266)

 

Познание и самопознание человека:

Сознание есть изучение духовной сущности, познание – изучение телесного, вещественного. Сознание есть знание идеала совершенства и своего отношения к нему. Из него вытекает нравственное совершенстврование. Познание есть знание вещественного мира, всегда недоступное по условиям времени и пространства – бесконечности их, и потому из него ничего не вытекает. Сознание есть изучение духовной сущности, познание – изучение телесного, вещественного. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 363)

 

Расширение пределов познания дает нам понятие времени, расширение пределов материи дает понятие пространства. Пределы духовного я это – познание, пределы материального это м [атерия]…

 

Пределы я духовного – познание; пределы я животного – материя. Расширения познания – время, расширения или сужение материи есть пространства. Расширение есть движение.

 

Время есть то, что ограничивает меня, отделяя меня от различных форм жизни, в которых я был или буду. Пространство же есть то, что ограничивает меня, отделяя от других существ. Изменение форм представляется мне движением, различие же меня от других существ представляется мне материей. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 33)

 

Пределы моего существа мне представляются материей. Изменения моего существа мне представляются движением. Пределы моего существа по отношению других существ мне представляются пространством. Изменения моего существа по отношению изменений других существ мне представляются временем.

 

Пределы своего существа, познаваемые сознанием, представляются мне материей; пределы моего же существа, познаваемые моими пятью чувствами, представляются мне предметами в пространстве. Изменения пределов моего существа, познаваемых сознанием, представляются мне движением; изменения пределов моего же существа, познаваемых моими пятью чувствами, представляются мне движением предметов во времени. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 35)

 

Пределы моего я дают понятие (материи) тела. Изменения моего я дают понятие силы. Различие пределов моего я, соответственно моим чувствам: осязания и зрения, дает понятие предметов в пространстве. Различие изменений моего я, соответственно моим органам: кровообращения, дыхания, мускульного напряжения, – дает мне понятии движения во времени.

 

Жизнь есть увеличение отделенного от Всего существа (не материального). Зачем существо это сознает Все, а есть только часть? Зачем оно изменяется? – существо это не может понять. Но не может не предполагать этому разумную причину, смысл, и – не может не допускать такого существа, которому причина, смысл этот понятны, которое само не отделено и не составляет часть, а целое, Все. Существо это – Бог.

Будучи отделено от Всего и постоянно увеличиваясь, частичное существо, человек сознает свои пределы. И пределы эти представляются ему телами: своим и чужими – телами в пространстве. Постоянно увеличиваясь же, человек сознает совершающиеся в его пределах изменения, и изменения эти представляются ему движением во времени. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 36)

 

Я – часть чего-то. Свою отделенность я познаю только пределами между собой и всем остальным. Кроме того я познаю себя изменяющимся. Пределы, отделяющие меня от остального мира, я познаю материей, часть которой составляет меня, и часть которой составляет все остальное. Изменения свои я познаю движением, совершающимся во мне и во всем остальном. Отношение материальных предметов между собою называю пространством; отношение изменений во мне и других существах я называю временем. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 37-38)

 

Человек есть духовное, растущее (расширяющееся), отделенное от других существ, существо. Пределы своего роста (расширения) человек не может постигать иначе, как движением. Пределы своего отделения от других существ он не может постигать иначе, как телами (материей). Не будь человеческое существо растущим, расширяющимся, не было бы движения; не будь оно частью, не было бы материи. Отношение своего движения к движению вне себя представляется человеку временем; отношение своего тела к другим телам представляется человеку пространством. Так что ни пространства ни времени нет, а есть только представление об отношениях существ между собою. А так как отношений может быть бесчисленное количество, то и пространство и время кажутся нам бесконечными; в действительности же их нет и то, что мы представляем себе пространство и время бесконечными, показывает только то, что мы не можем знать всех отношений существ между собою…, а знаем только свое отношение к предельным нам существам. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 62-63)

 

Только сознание своего неизменяющегося, бестелесного «я» дает мне возможность постигать тело, движение, время, пространство. И только движение вещества во времени и пространстве дает мне возможность сознавать себя. Одно определяет другое. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 487)

 

В разумном сознании своем человек не видит даже никакого происхождения себя, а сознает свое вневременное и внепространственное слияние с другими разумными сознаниями, так что они входят в него и он в них. (О жизни. С. 445-446)

 

Истинное знание человека кончается сознанием своей личности, своего животного. Это самое животное, стремящееся к благу и подчиненное закону разума, человек знает совершенно особенно от знания всего того, что не есть его личность. Он действительно знает себя в этом животном, и знает себя не потому, что он есть нечто пространственное и временное …, а потому, что он есть нечто, долженствующее для своего блага быть подчиненным закону разума. Он знает себя в этом животном, как нечто независимое от времени и пространства. Когда он спрашивает себя о своем месте во времени и пространстве, то ему прежде всего представляется, что он стоит посредине бесконечного в обе стороны времени и что он центр шара, поверхность которого везде и нигде. И этого-то самого, вневременного и внепространственного себя, человек и знает действительно, и на этом своем я кончается его действительное знание. Все, что находится вне этого своего я, человек не знает, но может только наблюдать и определять внешним условным образом.

Отрешившись на время от знания самого себя как разумного центра, стремящегося к благу, т.е. вневременного и внепространственного существа, человек может на время условно допустить, что он есть часть видимого мира, проявляющаяся и в пространстве и во времени. Рассматривая себя так, в пространстве и во времени, в связи с другими существами, человек соединяет свое истинное внутреннее знание самого себя с внешним наблюдением себя и получает о себе представление, как о человеке вообще, подобном всем другим людям; по этому условному знанию себя человек получает и о других людях некоторое внешнее представление, но не знает их. (О жизни. С. 455)

 

Жизнь … истинная есть, и потому она для человека не может ни зарождаться, ни погибать. (О жизни. С. 467)

 

… истинная жизнь человеческая не проходит во времени, а всегда есть в той безвременной точке, в которой прошедшее сходится с будущим и которую мы неправильно называем настоящим временем. В этой безвременной точке настоящего, и только в этой точке, человек свободен, и потому в настоящем, и только в настоящем, истинная жизнь человека»; «Время и пространство – это раскрошение бесконечного для пользования им существами конечными. (Путь жизни. С. 321)

 

… человек … без какого-либо отношения к миру, так же невозможен, как человек без сердца. (Религия и нравственность // Толстой Л.Н. Избранные философские произведения.– М.: Просвещение, 1992. С. 120)

 

[Л.Н. Толстой выстраивает определенную иерархию основных типов «отношений к миру» и соответствующих им «разрядов предметов в мире», включая «личность» (См.: О жизни. С. 456-459).

В рамках этой иерархии Л.Н. Толстой прослеживает основные корреляции значений понятия «личность» (личность - разумное сознание, личность - животное, личность - растение, личность - вещество). См. следующую таблицу:

 

 

Основные типы отношений человека к миру Иерархия

предметов

познания и степень их познаваемости для человека Законы, которым должна быть подчинена

жизнь и деятельность Условия существования и проявления

 

 

1. Разумное сознание, подчиняющее животное 1. Разумные существа (то, что мы знаем несомненно – познание самих себя, т.е. своей жизни как стремления к благу и разума, указывающего это благо) 1. Закон разума (разумного сознания), закон отречения от личного блага в пользу блага других существ (любовь) 1. Вневременные и внепространственные основания, обусловливающие неконечность, «безвременность» или вечность истинной жизни, не совпадающей с отрезком времени от плотского рождения до физической смерти человека и не ограниченной этими временными рамками

2. Животное, подчиненное разумному сознанию 2. Животные и растения (т.е. организмы) (отражение того, что мы знаем о себе – знания своей животной личности) 2. Закон (животной) личности (организма), т.е. стремление к достижению личного блага (или блага совокупности личностей: семьи, рода, народа, государства) 2. Пространство и время

3. Вещество, подчиненное животному 3. Неживое вещество («отражение от отражения», т.е. то, что мы знать не можем) 3. Законы организмов, предполагающие подчинение законов вещества 3. Пространство и время]

 

Я непосредственно сознаю только одну частицу мира – свое тело, но то, чем я сознаю, единое со всем, что живет, т.е. сознает себя. И я посредственно, через свои чувства и разум, сознаю и весь мир. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 398)

 

… есть и реально только то, что бестелесно – внепространственно и неподвижно, т.е. вневременно. И это есть то самое, что я сознаю собою.

 

Одно и только одно, мы несомненно знаем, это одно единственно несомненно и прежде всего известное нам есть наше «я», наша душа, т.е. та бестелесная сила, которая связана с нашим телом. А потому и всякое определение чего бы то ни было в жизни, всякое знание в основе своей имеет это одно, общее всем людям знание. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 491)

 

… главный признак своей жизни, сознание себя единым живым существом; если же я допущу, что я имею жизнь, как отдельное существо, то очевидно, что клеточкам, из которых состоит все мое тело и о сознании которых я ничего не знаю, я никак не могу приписать того же свойства.

Или я живой и во мне есть неживые частицы, называемые клеточками, – или есть сонмище живых клеточек, а мое сознание жизни не есть жизнь, а только иллюзия. (О жизни. С. 425)

 

…мы знаем ее [жизнь] … потому, что она есть мы, и мы – это она.  Мы соединяем … только ограниченное число событий и существ, Бог же соединяет в себе все. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 120)

 

Сознание себя в своем теле и вне его в других существах так же, как и сознание себя в прошедшем и будущем, есть сознание своего духовного существа. Сознание себя в своем теле есть сознание самое ясное, сознание в соприкасающихся существах – менее ясное, сознание в познаваемых только разумом существах – еще менее ясное. Духовное существо сознает себя в своем теле внутренним опытом, в соприкасающихся существах – внешними чувствами, во всех остальных – воображением. Во всех проявлениях своих это – все то же духовное существо, которое мы называем разумом.

… не только рассуждение, но воображение и воспоминание есть не что иное, как разум. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 122)

 

…человек несомненно знает только то, что он есть мыслящее, духовное существо  жизнь есть сознание духовного, отделенного от Всего остального, существа, находящегося в непрестанном общении со Всем  жизнь есть сознание отделенности моего ограниченного пределами духовного существа от какого-то другого, безграничного духовного существа, составляющего Все и Начало всего  Жизнь есть сознание заключенного в пределы и изменяющего эти пределы духовного (следовательно, не пространственного и не временного) существа (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 66-67)

 

Человек познает что-либо вполне только своей жизнью. Я знаю вполне себя, всего себя до завесы рождения и прежде завесы смерти. Я знаю себя тем, что я – я. Это высшее или, скорее, глубочайшее знание. Следующее знание есть знание, получаемое чувством: я слышу, вижу, осязаю. Это знание внешнее, я знаю, что это есть, но не знаю так, как я себя знаю, что такое то, что я вижу, слышу, осязаю. Я не знаю, что оно про себя чувствует, сознает. Третье знание еще менее глубокое, это знание рассудком: выводимое из своих чувств или переданное знание словом от других людей – рассуждение, предсказание, вывод, наука. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 117)

 

Бога, как личность, мы не можем знать. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С.50)

 

Движущие силы человеческих поступков:

Человек действует по трем двигателям: а) чувство, рефлексы; б) гипноз и в) разумное пробуждение. Разумное наблюдает первые два. Его – разумное, никто не наблюдает или наблюдает он, разум, сам.

Первые два при столкновении, т.е. когда вызывается поступок чувством и противуположный – гипнозом, решают конфликт без моего участия. При столкновении же чувства или гипноза с моим разумным сознанием – разумное сознание решает так или иначе: поддается или побеждает. Так что, собственно, жизнь есть только разумная, сознательная. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 82)

 

Всякий человек живет тремя мотивами: или отдается чувству, или подчиняется внушению, или – высшая доступная человеку жизнь – подчиняется только разуму. В борьбе между этими тремя проходит вся жизнь человека. Освобождайся сначала от чувства, потом от внушения, потом и от своего разума, а подчиняйся одному вечному разуму – Богу. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 100)

 

Роль страдания в преодолении «суеверия личности»:

Если не разум человека, то мучительность страдания волей-неволей заставляют его признать то, что жизнь его не умещается в его личности, что личность его есть только видимая часть всей его жизни, что внешняя, видимая им из его личности связь причины и действия не совпадает с той внутренней связью причины и действия, которая всегда известна человеку из его разумного сознания. (О жизни. С. 515)

 

Совершенствование как способ и условие бытия духовного существа человека:

… для человека, полагающего благо жизни в внутреннем совершенствовании, – все хорошо. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 44)

 

Жизнь есть только совершенствование или раскрытие себя во всей силе. Вот это-то и есть сознание, вспоминание себя. Смерть есть конец совершенствования в одном направлении, полное раскрытие. Когда это раскрытие, или совершенствование в одном направлении, совершилось, не нужно ни памяти, ни тела. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 254-255)

 

Человеку дано одно дело: расти духовно. Думать о последствиях только вредно для исполнения призвания и для неизвестного, творящего нами дела и даже для видимых нами последствий.

Наше положение в жизни можно сравнить с положением лошади или вообще запряженного животного. Животному свойственно двигать, идти вперед; то же и человеку в духовном совершенствовании. Животное запряжено и, хочет не хочет, если движется, то движет и то, что связано с ним, хоть и не знает, что и как. Тоже и человек своим нравственным ростом движет за собой и что-то еще. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 456)

 

Отношение к смерти:

Отречение от блага животной личности есть закон жизни человеческой. Если он не совершается свободно, выражаясь в подчинении разумному сознанию, то он совершается в каждом человеке насильно при плотской смерти его животного, когда он от тяжести страданий желает одного: избавиться от мучительного сознания погибающей личности и перейти в другой вид существования. (О жизни. С. 464-465)

 

Страх смерти всегда происходит в людях оттого, что они страшатся потерять при плотской смерти свое особенное я, которое … составляет их жизнь.  Люди дорожат этим своим я; и, полагая, что это я совпадает с их плотской жизнью, делают заключение о том, что оно должно уничтожиться с уничтожением их плотской жизни.  Если я в каждую минуту жизни спрошу себя в своем сознании, что я такое? Я отвечу: нечто думающее и чувствующее, т.е. относящееся к миру своим совершенно особенным образом. Только это я сознаю своим я, и больше ничего.  Мое сознание говорит мне только: я есмь; я есмь с тем моим отношением к миру, в котором я нахожусь теперь  Так на каком же основании я утверждаю, что во все время моего существования я был все один я?

Нет в человеке ни одного и того же тела, … нет сознания постоянно одного, во всю жизнь одного человека, … – и человек все-таки чувствует себя собою.

Что же такое это нечто, связывающее в одно все последовательные во времени сознания? Что такое это-то самое коренное и особенное мое я, не слагающееся из существования моего тела и ряда происходящих в нем сознаний, но то основное я, на которое, как на стержень, нанизываются одно за другим различные последовательные во времени сознания?  Так что только свойство больше или меньше любить одно и не любить другое – и есть то особенное и основное я человека, в котором собираются в одно все разброваннные, прерывающиеся сознания. Свойство же это, хотя и развивается и в нашей жизни, вносится нами уже готовое в эту жизнь из какого-то невидимого и непознаваемого нами прошедшего.

То, что соединяет в одно все разрозненные сознания, соединяющиеся в свою очередь в одно наше тело, есть нечто весьма определенное, хотя и независимое от пространственных и временных условий, и вносится нами в мир из области внепространственной и вневременной; это-то нечто, состоящее в моем известном, исключительном отношении к миру, и есть мое настоящее и действительное я.  … степень моей любви к добру и ненависти к злу, – … это мое особенное отношение к миру  не есть произведение какой-либо внешней причины, а есть основная причина всех остальных явлений моей жизни.  …так что мое особенное я произошло вне пространства и вне времени… (О жизни. С. 493-497)

 

Человек умирает только от того, что в этом мире благо его истинной жизни не может уже увеличиваться, а не от того, что у него болят болят легкия, или у него рак, или в него выстрелили, или бросили бомбу (О жизни. С. 509)

 

Что значит это удивительное явление самоубийства?

Животное, то существо, вся деятельность которого в сохранении и усилении своей жизни, убивает самого себя.  …если основа жизни человека только животная, то сказать: человек убил сам себя, все равно что сказать: стакан сам разбил себя.  Убийство себя из пистолета есть только один из случаев самоубийства, при котором смерть животного совпадает с умиранием разумного сознания. (О жизни. Т. 90. С. 161)

 

Если бы я мог видеть то, что за пределами моего разума, я бы не видел того, что в пределах его. А для блага моей истинной жизни мне нужнее всего знать то, чему я должен подчинить здесь и теперь свою животную личность для того, чтобы достигнуть блага жизни. И разум открывает мне это, открывает мне в этой жизни тот единый путь, на котором я не вижу прекращение своего блага.

Он показывает несомненно, что жизнь эта началась не с рождением, а была и есть всегда, – показывает, что благо этой жизни растет, увеличивается здесь, доходя до тех пределов, которые уже не могут содержать его, и только тогда уходит из всех условий, которые задерживают его увеличение, переходя в другое существование.

Разум ставит человека на тот единственный путь жизни, который, как конусообразный расширяющийся туннель, среди со всех сторон замыкающих его стен, открывает ему вдали несомненную неконечность жизни и ее блага (О жизни. С. 510)

 

Разумная жизнь подобна человеку, несущему далеко перед собой фонарь, освещающий его путь. Такой человек никогда не доходит до конца освещенного места, – освещенное место всегда идет впереди его. Такова разумная жизнь, и только при такой жизни нет смерти, потому что фонарь не переставая освещает до последней минуты, и уходишь за ним так же спокойно, как и во все продолжение жизни (Путь жизни. С. 434)

 

Разум человеческий, могущий мыслить только в условиях пространства и времени, хочет дать ответ о том, что будет вне этих условий.  никакое представление о том, что будет после смерти, не дает ответа, который бы удовлетворил разумного человека. (Христианское учение. С. 111)

 

Сущность перемены, совершающейся при телесной смерти, недоступна человеческому уму  Вся жизнь человеческая есть ряд не понятных ему, но подлежащих наблюдению изменений. Но начало этих изменений, совершившихся при рождении, и конец их – совершающихся в смерти – не подлежат даже и наблюдению. (Путь жизни. С. 448, 449)

 

Ты боишься смерти, но подумай о том, что было бы с тобой, если бы ты должен был вечно жить таким, каким ты есть?

Так же неразумно желать смерти, как и бояться ее. (Путь жизни. С. 433)

 

Смерть и рождение – два предела. За этими пределами одинаковое что-то. (Путь жизни. С. 454)

 

Смерть – это освобождение от односторонности личности. (Путь жизни. С. 455)

 

Только тогда и радостно умирать, когда устанешь от своей отделеннности от мира, когда почувствуешь весь ужас отделенности и радость если не соединения со всем, то хотя бы выхода из тюрьмы здешней отделенности, где только изредка общаешься с людьми перелетающими искрами любви. Так хочется сказать: – Довольно этой клетки. Дай другого, более свойственного моей душе, отношения к миру. – И я знаю, что смерть даст мне его. А меня в виде утешения уверяют, что и там я буду личностью. (Путь жизни. С. 457)

 

Смерть есть уничтожение «я», т.е. отделенного и потому матерьяльного, или скорее иллюзии чего-то реального, т.е. матерьяльного существа. В действительности уничтожаются только пределы, вроде освобождения сжатого пара или газа. Он исчез, и кажется, что он уничтожился, но он только вступил в новые соединения. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 43)

 

Личность – мое «я» должно быть орудием служения. И это можно. Когда же употребляешь это орудие, то является вопрос, кто тот, кто употребляет его? Это тот, кто не есть орудие, кто не матерьялен, кто вне пределов – Бог во мне. Только начни заниматься орудием: чистить, украшать, беречь его, и нет жизни, и подвержен всем мучениям. Только кто употребляет его, живет растет.

… Мы так привыкли считать свое орудие собою, что нам страшно его уничтожение. (От этого и бывает … двоякое отношение к ожидаемой смерти).

Стоит привыкнуть считать собою то, что употребляет орудие, и не может быть страха, а только сознание неловкости, что отнято прежнее орудие, а новое не дано еще.

Признание работника, работающего орудием, есть признание Бога. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 44)

 

Желать при смерти удержать свою личность, это значит желать лишения себя возможности новой … жизни. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 56)

 

Для того, чтобы спокойно, разумно понимать жизнь и смерть, неизбежно, необходимо понимать свое равенство со всеми не только людьми, но животными, понимать не только равенство, но ничтожество. Только при таком понимании себя может быть разумная, спокойная жизнь и бесстрашие перед смертью. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 153)

 

… если есть жизнь, то есть и я. Жизнь – это я. Без меня нет жизни. Это очень важно. Это ответ на вопрос: кончается ли жизнь со смертью? Если бы с уничтожением я, т.е. сознания, уничтожалась жизнь, то я бы сказал и знал, что уничтожается и я. Но жизнь продолжается, поэтому должно продолжаться и я. Жизни нет без я. Когда я вижу, что человек умирает, и мне перестают быть видимы проявления его сознания, то это не доказывает того, чтобы уничтожалось то, что сознает. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 179)

 

Смерть уже тем хороша, что избавляет от своего я тех, кто понял всю узость, все несвободу этого связанного с я отделения от Всего. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 312)

 

Как возможно бессмертие:

Если есть бессмертие, то оно только в безличности. Истинное Я есть божественная бессмертная сущность, которая смотрит в мир через ограниченные моей личностью пределы. И потому никак не могут остаться пределы, а только то, что находится в них: Божественная сущность души. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 114)

 

Для бессмертной души нужно такое же и дело бессмертное, как она сама. И дело это – бесконечное совершенствование себя и мира – и дано ей (Путь жизни. С. 57)

 

…других людей, если я знаю их, то знаю только, как особенные какие-то отношения к миру

каждое из них и после физической смерти носителей …действует так же или сильнее, чем до смерти, и действует как все истинно живое…

следовательно, …всякий человек, исполнявший закон жизни, подчинивший свою животную личность разуму и проявивший силу любви, жил и живет после исчезновения своего плотского существования в других людях… (О жизни. С. 496, 502-503)

 

Делаешь усилие проснуться, когда сон становится ужасен и нет сил переносить его; то же надо и делать в жизни, когда она становится невыносима, и проснуться из животной жизни в жизни духовной – сознать свое вечное божественное я. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 39)

 

Я верю, что я не только в Боге, но я – проявление Бога и потому не погибну.

 Когда люди … ожидают бессмертия, они правы по существу; неправы только в том, что они ожидают бессмертия своей воображаемой личности, которая есть только пределы, в которых выражается сознание. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 109)

 

Сначала кажется, что движусь «я» – ego, со всем миром, но чем дальше живешь, тем яснее становится, что движусь не я, а я, мое истинное «я» неподвижно, вне времени, а движется мимо этого «я» весь мир вместе с моим телом, которое плешивеет, беззубеет, слабеет, движется мимо «я» весь мир, освобождая «я» от обмана жизни во времени.

 Чем больше сознает человек свою духовность, тем яснее он понимает обман своего, кажущегося движения во времени.

«То-то и хорошо, что к … тому, что останется жить после меня, не будет примешана личность … Личность есть то, что мешает слиянию моей души со Всем. А после смерти останется мой дух, но не будет личности». (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 488)

 

Истинное «Я» как проявление единого во всех (во всем живом) духовного существа (Бога, Всего):

… каждый сознает свое «я» так же, как я свое.

… если хоть не сознаешь, но живо воображаешь другое «я», как свое, то сознаешь и то, что всякое другое «я» самое коренное «я», есть не только такое же, как мое, но оно одно и то же.

 Важно такое сознание чужого я, как своего, для блага человека, потому что, признавая чужое «я» таким же, как свое, можешь делать благо не только одному своему «я», но и всем другим. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 455)

 

Оно [духовное существо] неподвижно и всегда равно само себе; изменяется только его область, сознаваемая нами. Изменения эти бесконечно разнообразны, но в общем … изменения эти состоят все в большем и большем расширении области сознания. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 68)

 

Я, существо духовное, следовательно неограниченное, будучи отделенным от Всего, стремлюсь разорвать отделяющие меня от Всего пределы.  Для чего эта отделенность духовных существ, расширяющих свои пределы, не дано знать человеку; но это несомненно нужное дело. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 80-81)

 

…сознание единства различных состояний есть начало духовной жизни. Только достигнув этого сознания, человек понимает, что он – духовное существо, отделенное от всего другого. До этого человек, если действует, как отделенное существо … не знает, что он живет. Сознание жизни и отделенности от Всего начинается с воспоминания, т.е. с сознания духовности своего существа, заключенного в пределы. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 81)

 

Каждый из нас особенный от всех других людей человек: мужчина, женщина, старик, мальчик, девочка, и в каждом из нас, особенном человеке, живет во всех одно и то же во всех духовное существо, так что каждый из нас вместе и Иван, и Наталья, и одно и то же во всех духовное существо. И когда мы говорим: я хочу, то иногда это значит то, что хочет этого то духовное существо, которое во всех одно (Путь жизни. С. 47)

 

Кто-то подходит к двери. Я спрашиваю: Кто там? Отвечают: – Я. – Кто я? – Да я, – отвечает тот, кто пришел. А пришел крестьянский мальчик. Он удивляется тому, что можно спрашивать о том, кто это я. Он удивляется потому, что чувствует в себе то единое духовное существо, которое одно во всех, и потому удивляется тому, что можно спрашивать о том, что должно быть известно всякому. Он отвечает о духовном я, я же спрашиваю о том окошке, через которое смотрит это я. (Путь жизни. С. 48)

 

Совесть – это голос того единого духовного существа, которое живет во всех.

 Совесть – это сознание того духовного существа, которое живет во всех людях (Путь жизни. С. 49)

 

Все живые существа телами своими отделены друг от друга, но то, что дает им жизнь, – одно и то же во всех (Путь жизни. С. 58)

 

Мало сказать, что в каждом человеке такая же душа, как и во мне: в каждом человеке живет то же самое, что живет во мне. Все люди отделены друг от друга своими телами, но все соединены тем одним духовным началом, которое дает жизнь всему (Путь жизни. С. 58)

 

Как ни странно это, я чувствую, знаю, что есть связь между мною и всеми людьми мира, и живыми, и умершими.

В чем эта связь, я не могу ни понять, ни высказать, но знаю, что она есть (Путь жизни. С. 59)

 

В этом сознании себя не отдельным, телесным и смертным, а нераздельным, духовным и бессмертным существом и состоит сущность того нового существа, которое рождается в человеке при рождении его разумного сознания (Зачем я живу? // ПСС. Т. 90. С. 137)

 

Одно и то же духовное начало живет не только во всех людях, но и во всем живом  Человек не потому выше животных, что может мучит их, а потому, что он способен жалеть их. А жалеет человек животных потому, что чувствует, что в них живет то же, что живет и в нем (Путь жизни. С. 61-62)

 

…т.к. это духовное начало в противность телесности, различной для всех людей, одно и то же для всего живого, то и сознание этого начала соединяет нас во всем живущим и в жизни нашей проявляется любовью (Наше жизнепонимание // ПСС. Т. 37. С. 24)

 

I. Жизнь есть сознание неизменного духовного начала, проявляющегося в пределах, отграничивающих это начало от всего остального.

 

II. Пределы этого отграниченного от всего остального начала представляются человеку движущимся телом своим и других существ.

 

XI. …люди приписывают два различных значения слову «жизнь». Одно значение есть понятие движущейся, отделенной от всего остального материи, признаваемой человеком собою, и второе – неподвижное, всегда равное себе духовное существо, которое человек признает собою.

 

XII. Понятия эти кажутся различными, но в сущности это не два, а только одно понятие; понятие сознания себя духовным существом, заключенным в пределы. Признание жизнью пространственного и временного существования отдельного существа есть только недодуманность. Сознание себя отдельным от всего существом возможно только для духовного существа. И потому жизнь всегда есть жизнь духовного существа. Духовное же существо не может быть ни пространственно, ни временно.

 

XIII. И потому признание всей жизнью материального временного существования человека есть ошибка мысли, есть признание части за целое, последствия за причину

 

XV. Разъяснение это очень важно потому, что из сознания того, что истинная жизнь заключается только в духовном существе, вытекает добрая жизнь, то, что дает наибольшее благо людям. Из этого сознания вытекает то, что составляет основу доброй жизни: вытекает любовь, т.е. признание единства своей жизни со всеми существами мира (О сознании духовного начала // ПСС. Т. 90. С. 141-142)

 

Я – духовное и потому внепространственное, вневременное, бесконечное, вечное существо, отделенное от своего начала… И это отделенное существо рвется из своих пределов, как сжатый газ; и в том жизнь, что оно, сознавая свою духовность, свое единство со Всем, стремится соединиться с ним. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 104-105)

 

Дух человека божествен, бесконечен, вечен, но сознание его ограничено.  Бог сознает все, человек же только то, что отграничено пространством и временем.

 

Я был уже многим. И все, чем я был, все это во мне, все это мое я. И жизнь моя здесь и после смерти будет только приобретением нового содержания моего я. И как бы я ни увеличивался, я никогда не перестану быть ограниченным, ничтожным, потому что Все бесконечно.

 

Я представлял себе сознание, как ограниченное отверстие в шару. Сначала границы этого отверстия представляются телесным существом, потом то, что составляет содержание этого отверстия, представляется духовным существом, и под конец самое содержание шара, все содержимое его признается собою. Так что высшее сознание возвращается назад в себя. Но это не так. Телесным существом представляются те пределы, которые ограничивают то, что сознается собою, потом признается то, что находится в пределах. Потом это как бы стекло или лед все утончается и утончается, и сознание переходит не назад, а вперед, в высшую сферу. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 118)

 

Человек и Бог:

Я знаю в себе отдельное от всего духовное существо. Таким же отдельным от всего я знаю такое же духовное существо и в других людях. Но если я знаю это духовное существо в себе и знаю его в других существах, то оно не может не быть и само в себе. Вот это-то существо само в себе мы и называем Богом. (Путь жизни. С. 70)

 

Он [Бог] – то, без чего нельзя жить. Знать Бога и жить – одно и то же. Бог есть жизнь. (Исповедь. С. 93-94)

 

… разумному человеку нельзя не признавать Бога…, хотя …Бога нельзя познать разумом. (Путь жизни. С. 73)

 

Так как понятие Бога не может быть иное, как понятие начала всего того, что познает разум, то очевидно, что Бог, как начало всего, не может быть постижим для разума. Только идя по пути разумного мышления, на крайнем пределе разума можно найти Бога, но, дойдя до этого понятия, разум уже перестает постигать. (Исследование догматического богословия // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. Т. 23. – М.: Терра, 1992. С. 132)

 

Нельзя сказать, чтобы служение Богу составляло назначение жизни. Назначение жизни человека всегда есть и будет его благо. Но так как Бог хотел дать благо людям, то люди, достигая своего блага, делают то, что хочет от них Бог, исполняют Его волю. (Путь жизни. С. 460)

 

Какое заблуждение и какое обычное: думать и говорить я живу. Не я живу, а Бог живет во мне. А я только прохожу через жизнь или, скорее, появляюсь в одном отличном от других виде.

 Бог живет во мне или, скорее, через меня, или, скорее: мне кажется, что есть я, а то, что я называю мною, есть только отверстие, через которое живет Бог. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 103)

 

Обоснование этики возможно только на признании божественности природы того, что мы называем собою. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 116)

 

Признать себя частью бесконечного, по времени и пространству, мира, – значит признать себя частью чего-то неконечного, т.е. частью части, и потому нет установления отношения к целому. Чтобы было это отношение, нужно найти нечто целое, а целое это может быть только духовное. Это духовное, внепространственное и вневременное и есть Бог, которого мы сознаем себя ограниченным проявлением. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 52)

 

Сущность религии в том, чтобы видеть не себя одного и прикасающихся к тебе, а Все, бесконечное Все, и свое отношение к этому Всему – Богу. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 313)

 

Человек есть проявление божества, но ему кажется сначала, что он особенное существо: «я». Ему кажется, что он – «я» отдельный, что он человек; а он Бог – проявление его. Не знаю, как животные, но человек не только может, но должен это познать. А, познав это, человек не может не полагать свою жизнь в соединении со всем – т.е. в любви. – Последствием этого для человека – благо. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 324)

 

Основа всякому рассуждению о мире, о Боге одна: сознание человеком своего единства с началом всего, своей божественности и вместе с тем сознание своей отделенности, своей ничтожности.  я – и Все и ничто. В соединении этих двух есть то, что мы называем и сознаем жизнью. Я – все, я един и я отделен. От того, что я отделен, от этого я телесен и я в движении, а телесность может быть только при пространстве, а движение – только при времени. Как единое же существо, я бестелесен, неподвижен, вне пространства и времени. Благо мое в сознании этого единства в отделенном. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 367)

 

… интерес жизни должен быть не «я», а «ты», или ОН. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 367)

 

Насколько мой мизинец может сознавать себя – он может, когда я хочу сознавать его, – настолько и я могу, когда Бог сознает себя во мне, сознавать себя. Но насколько мизинец не может понять всего тела, настолько я не могу понять Бога, который сознает себя во мне. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 419)

 

Нет меня, моего я, а есть только моя обязанность перед Ним.

 Я, как отдельное существо, – иллюзия. Я только один, бесконечно малый орган бесконечно великого, недоступного мне Всего. Мое дело служить этому Всему, как служит каждая клетка, частица всему телу. Воображать себе, что я отдельное, независимое существо, верх безумия. Я только орган. Нет никакого я; есть только обязанности органа служения Всему и возможность радостного сознания этого служения. Служение же возможно только тогда, когда орган в единении со Всем. Единение со Всем дается любовью. Так что любовь не есть цель Всего (Бог не есть любовь), а только условие, при котором орган, то, что мне представляется как «я», соединяется со Всем. Цель же Всего не доступна мне, хотя я и знаю, что служу ей. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 441)

 

Человек сознает себя Богом, и он прав, потому что Бог есть в нем. Сознает себя свиньей, и он тоже прав, потому что свинья есть в нем. Но он жестоко ошибается, когда сознает свою свинью Богом. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 482)

 

Бог – это само в себе без ограничения то духовное начало, которое я сознаю своим «я» и которое признаю во всем живом. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 486)

 

Бог дышит нашими жизнями и всей жизнью мира. Он и я одно и то же. Как только понял это, так и стал Богом.

 

Бог дышит нами и блажен. Главное свойство Его есть благо. Он понимаем нами, как благо. Мы ищем блага – вся жизнь наша в этом искании, и потому, хотим ли мы этого или не хотим, вся жизнь наша – в искании Бога.

Если мы ищем блага себе, своему телесному «я», мы не находим его; вместо блага находим горе, зло, но наши ошибки своими последствиями самыми разнообразными ведут к благу других людей следующих поколений. Так что жизнь всех людей есть всегда искание блага и всегда достижение его, – но только при ложной жизни – блага для других людей, для всех кроме себя, при правильной жизни достижение блага и для себя. Если ищем Бога, находим благо. Если ищем истинного блага, находим Бога. Любовь есть только стремление к благу. Главная же основа всего – благо. И потому вернее сказать, что Бог есть благо, чем то, что Бог есть любовь. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 494)

 

Надо помнить, что моя душа не есть что-то – как говорят – божественное, а е есть сам Бог. Как только я Бог, сознаю себя, так нет ни зла, ни смерти, ничего, кроме радости. (Философский дневник. 1901–1910. – М.: Известия, 2003. С. 492)

 

Документ изменен: 11:12 9.09.2006