Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Лекции по эстетике

Часть первая. Идея прекрасного в искусстве, или идеал

Третья глава. Прекрасное в искусстве, или идеал

В. Определенность идеала

II. Действие

1. Общее состояние мира

а) Индивидуальная самостоятельность: век героев

ββ. В героическом состоянии общества субъект, оставаясь в непосредственной связи со всей сферой своей воли, своих дейст­вий и свершений, целиком отвечает за все последствия своих дей­ствий. Когда же мы действуем или оцениваем действия других, мы требуем для вменения поступка индивиду, чтобы он знал и понимал характер своего поступка и обстоятельства его сверше­ния. Если содержание обстоятельств носит иной характер и объ­ективные обстоятельства содержат в себе другие определения, чем те, которые вошли в сознание действовавшего лица, то со­временный человек не берет на себя ответственности за весь объ­ем содеянного им. Он снимает с себя ответственность за ту часть [197] своего деяния, которая вследствие неведения или неправильного понимания самих обстоятельств вышла иной, чем он этого хотел, и вменяет себе лишь то, что он знал и в связи с этим знанием совершил умышленно и намеренно.

Героический же характер не проводит этого различия, а от­вечает за все свое деяние всей своей индивидуальностью. Эдип, например, отправившись вопрошать оракула, встречает на своем пути какого-то человека и убивает его в ссоре. Во времена этого поединка такой поступок сам по себе не был преступлением: ведь убитый им человек хотел совершить над ним насилие. Однако этот человек был его отцом. Эдип женится на царице, но супру­га оказывается его матерью; не ведая этого, он вступил в крово­смесительный брак. И тем не менее он признает себя ответствен­ным за всю совокупность этих преступлений и наказывает себя как отцеубийцу и кровосмесителя, хотя он не хотел убить отца и вступить на ложе матери и не знал, что совершает эти преступ­ления.

Самостоятельный, крепкий и цельный героический характер не хочет делить вины и ничего не знает о противопоставлении субъективных намерений объективному деянию и его последст­виям, тогда как в наше время, когда всякое действие совершает­ся в условиях запутанных и разветвленных отношений, каждый ссылается на других и, насколько это возможно, отстраняет от себя вину. Наше воззрение в этом отношении моральнее, по­скольку в морали главную роль играет субъективная сторона, знание обстоятельств и убежденность в совершении доброго дела, а также внутреннее намерение при совершении поступков. Но в эпоху героев, когда индивид, по существу, составляет нераздель­ное единство с исходящим от него и потому принадлежащим ему объективным миром, субъект хочет быть исключительным винов­ником всего, что он совершил, и считает себя единственным источником всего совершившегося.

Столь же мало героический индивид отделяет себя от того нравственного целого, которому он принадлежит, сознавая себя лишь в субстанциальном единстве с этим целым. Мы же — со­гласно нашему современному представлению — отделяем себя в качестве лиц с нашими личными целями и отношениями от цели такого целого. Индивид делает то, что он делает, исходя из сво­ей личности и для себя как лица; поэтому он и отвечает лишь за собственные действия, а не за действия того субстанциального целого, которому он принадлежит.

Мы, например, проводим различие между лицом и семьей. Однако героический век не знает такого разграничения. Вина [198] предка отмщается здесь на внуке, и целый род страдает за пер­вого преступника; судьба вины и проступка переходит по наслед­ству от одного поколения к другому. Нам такое проклятие каза­лось бы несправедливым я представлялось бы жертвой слепого рака, лишенной всякого разумного смысла. Как подвиги предков не делают у нас благородными сыновей и потомков, так и пре­ступления предков и наказания, которым они подвергались, не бесчестят потомков и в еще меньшей мере могут запятнать их субъективный характер. Более того: согласно современному обра­зу мыслей даже конфискация семейного имущества является на­казанием, нарушающим принцип более глубокой субъективной свободы.

В древней же пластической целостности индивид не высту­пает отдельно как нечто обособленное внутри себя, а является членом своей семьи, своего рода. Поэтому характер, действия и судьбы семьи остаются собственным делом каждого ее члена, и каждый отдельный человек не только не отрекается от деяний и судьбы своих предков, но добровольно отстаивает их как свои собственные. Они живут в нем, и он есть то, чем были его пред­ки с их страданиями и преступлениями.

Мы признаем такое отношение слишком суровым, однако несение ответственности лишь за одного себя и приобретаемая благодаря этому субъективная самостоятельность также пред­ставляют собой лишь абстрактную самостоятельность личности. Героическая же индивидуальность более идеальна, потому что она не удовлетворяется формальной свободой и бесконечностью внутри себя, а остается в постоянном непосредственном тожде­стве со всем субстанциальным содержанием духовных отноше­ний, которые она делает живой действительностью. Субстанци­альное начало непосредственно индивидуально в ней, а индивид благодаря этому субстанциален в самом себе.

(Приводится по изданию: Гегель Г. В. Ф. Эстетика. B 4-х тт. Т. 1. М.: Искусство, 1968. С. 196-198.)

Документ изменен: 22:55 1.10.2005